Госпремии, как обычно, раздали не тем и не за то
Вчера президент России подписал указ "О присуждении Государственных премий Российской Федерации в области литературы и искусства за 1997 год". Премии присуждены не самым достойным. Это можно было предсказать, к сожалению, с той же точностью, как и то, что церемония награждения пройдет 12 июня в Кремле, где лауреаты получат дипломы, медали и конверты с полутора тысячами минимальных окладов.
Напомним, что Государственная премия Российской Федерации является преемницей Госпремии РСФСР, а та, в свою очередь, Сталинской премии (Ленинская премия, как общесоюзная, канула в вечность после 1991 года). Госпремию может получить как нынешний гражданин России, так и бывший, живущий на ее территории или за пределами. По положению о премии произведение, ее достойное, должно быть "наиболее талантливым" (слово "талантливейший", наверное, не употребили из-за прозрачного источника цитаты). После такого заявления человек, чувствительный к русской грамматике, непременно спросит: наиболее талантливым из числа каких?
Ответа нет: премия может присуждаться и за самое свежее произведение, и за вклад в культуру в целом. Но для последнего недавно все-таки учредили специальную Президентскую премию. Поэтому комиссия старалась называть конкретные и недавние заслуги лауреата, хотя во многих случаях это выглядит абсурдно. Джазист Олег Лундстрем награжден, мы надеемся, все-таки не за концертные программы 1992-1997 годов, а за весь его творческий путь. Сценограф Давид Боровский — не за последние спектакли, а за легендарные, времен "Таганки". Олег Ефремов — не за вялые "Три сестры" (которые комиссия постеснялась наградить за художественные достоинства, и ей пришлось отметить "сохранение и развитие традиций"), а за его многолетнюю работу и к тому же в связи с юбилеями — личным и грядущим юбилеем МХАТа.
Далее по положению отмеченное произведение должно "отличаться новизной и оригинальностью", а также быть "общественно признанным". Последний критерий остался от соцреалистических времен, от популистского понимания культуры, но можно сколько угодно возмущаться по этому поводу: он все равно не соблюдается (к классической музыке, например, приложить его было бы трудновато). На практике произведение должно быть признано не обществом, а не менее чем двумя третями комиссии. И тут, конечно, катастрофа: почти всю оригинальность аккуратно выпололи еще на стадии номинации. Отвечает этому критерию только здание Уникомбанка в Даевом переулке — в самом деле одно из лучших, в самом деле новое и в самом деле новаторское. Редчайший пример справедливой награды.
Даже о фильме "Кавказский пленник" всего этого уже не скажешь (новизны и оригинальности разве что щепотка), но все же фильм известный, так что элитистские представления об искусстве подавим. Ладно, возражений нет, тем более что нет вроде бы и других кандидатов (Кира Муратова — гражданка Украины? Но ведь бывшая — СССР?). Нет возражений и против Петра Фоменко — театр его и, правда, некое в себе явление. Театр в целом, заметим, а не режиссер. Выдвигался на премию, кстати, Фоменко вместе со своими актерами — но в окончательном решении актеры куда-то делись. Решение волюнтаристское, но и оно меркнет перед скандальным неприсуждением премии самому заметному спектаклю сезона — "Грозе" Генриетты Яновской — при том, что и Ефремов, и Фоменко награждены "вообще", поскольку конкретно — не за что. Кстати, Яновская была единственной, кого выдвинули на премию те, кто и должен выдвигать в первую очередь,— профессиональные критики (журнал "Московский наблюдатель").
Список номинантов по музыке и литературе как был серым, так и остался. В нем с самого начало не было ни Алексея Любимова, ни Владимира Мартынова, ни Татьяны Гринденко, но лучших представителей богатейшей русской литературы постмодернизма (награжденный Михаил Кураев — из последнего вагона этого длинного эшелона). По разделу изобразительного искусства (честнее было бы написать: рисования для 8-го класса средней школы) получил премию Ефрем Зверьков, пейзажи которого как две капли воды похожи на пейзажи прошлогоднего лауреата Валентина Сидорова. Сидоров всегда был коллегой Зверькова по аппаратной деятельности в Союзе художников РСФСР и, видимо, пробиваться они решили парой.
Но к чему, собственно, сводится пафос нашего выступления? Увы, читатель, будем честны: нас не слушают. Призывать членов комиссии прыгнуть выше головы и выбрать то, что им самим, по дремучести их, чуждо, вряд ли эффективно. При этом сама комиссия, я уверена, ликует и считает, что совершила подвиг, не дав премии ничему, в чем заметен малейший признак националистической махровости: Вячеслав Клыков, Сергей Андрияка и некто Юрий Орлов (картина "Крещение") остались с носом. Лужковская архитектура была вообще не номинирована. Вместо Виктора Бокова премию получил Борис Екимов, неидеологический деревенщик.
Призывать общественные организации выдвигать достойных тоже как-то неловко. В этом году, вняв нашим увещеваниям, Фонд поддержки некоммерческих художественных проектов совершил героический и безнадежный жест и выдвинул художников действительно мирового класса (даже пойдя на известный компромисс и назвав тех, кто выставляется в России, а не за границей). Но их проигнорировали, а утешительного статуса вроде "номинанта на Оскар" в данном случае не существует.
Мы много пишем о новой идеологии государственничества и державности,— как о свершившемся факте. Но на практике выходит иначе. Не получается у слова "государственный" звучать гордо. В названии премии звучит оно всем убожеством старого торгового определения "отечественный". И ассоциируется с миром, где платят зарплату мало и редко, и где раздается грустный трамвайный запах духов "Красная Москва".
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ