Казалось бы, Бродвей плюс Дисней — что может быть массовиднее, глупее и ужаснее? Ан нет
ЕКАТЕРИНА Ъ-ДЕГОТЬ
Завтра вечером в Нью-Йорке будет объявлено о вручении очередной меганаграды — театральной премии "Тони". В этом году (в отличие от неурожайного прошлого) и количество зрителей, и количество новых спектаклей было рекордным, и на премию претендуют сразу множество постановок, среди которых римейк "Кабаре", прогремевшее по всему миру "Искусство" Ясмин Реза и новый бродвейский мюзикл "Регтайм" по известному и у нас роману Доктороу. Добротный и традиционный "Регтайм", впрочем, может рассчитывать, скорее всего, на премию за лучший мюзикл, а главный приз (если только жюри не проявит исключительную вредность, зависть и консерватизм, что, впрочем, возможно) достанется мюзиклу "Король-лев", который, по общему признанию, произвел революцию на Бродвее. Во всяком случае, режиссер и дизайнер "Короля-льва" Джулия Теймор гарантированно получит премию за режиссуру и несколько призов за технические эффекты. "Король-лев" номинирован по несметному количеству позиций, и билеты на него распроданы на много месяцев вперед.
Несмотря на это, его не называют "Титаником Бродвея" (может быть, потому, что на Бродвее есть свой "Титаник", разочаровывающий зрителей отсутствием Леонардо ди Каприо). Называют его "Гамлетом в львиной шкуре", поскольку известная по недавнему мультфильму история про короля Муфасу, его вероломного брата Скара и сына Симбу, который мстит за отца, в самом деле несет в себе нечто принце-датское. Но, кроме того, это еще и притча о посвящении юноши в мужчины, притча о блудном сыне, история об обретении себя и все, что угодно, другое. Музыка столь же эклектична: поп-мелодии Элтона Джона соединены с экзотическими ритмами композитора из Южной Африки Лебо Мораке (часть стихов на зулу и суахили). Джулия Теймор (для которой это первая бродвейская постановка) занималась прежде экспериментальным театром, индонезийским и японским театром масок, Стравинским и Вагнером, кукольными спектаклями по Шекспиру, Софоклу и Томасу Манну, причем все эти работы были довольно мрачными, с большим количеством насилия, секса, черного юмора и "телесного низа".
Несмотря на такое резюме режиссера, которое может быть расценено только как отличное, взрослый зритель с интеллектуальными запросами идет на "Короля-льва" с детьми и с неохотой, особенно если он уже с тем же багажом ходил на одноименный мультфильм. Бродвей плюс Дисней — что может быть массовиднее, глупее и ужаснее? При слове "лев" сразу вспоминаются потертые бродвейские "Кошки" с их очень противной натуралистической хореографией. Однако в "Короле-льве" чисто диснеевская примитивность сюжета и психологии, чисто бродвейская незамысловатость пения и танца сочетаются с фантастическим, блистательным дизайном, и зритель испытывает шок, сравнимый с тем, что пережили первые зрители "Русских сезонов". Бродвей впервые сделал усилие и поднялся на уровень условного, этнического театра. У львов на голове — внушительные африканские маски, жирафов изображают актеры на ходулях, стадо быков сделано из картона, птицы летают на длинных лассо, которыми размахивают стремительно носящиеся по сцене актеры, а скачущих деревянных антилоп возит еще один актер на большом четырехколесном велосипеде. Почти настоящие квадраты земли с высокой травой носят на голове фигуры в колышущихся джутовых юбках, а засуху в саванне изображает расстеленный по сцене огромный голубой платок, быстро исчезающий в отверстие в ее середине. Все это действо, надо признать, предательски захватывает, одним рывком обходя на повороте снобские предрассудки.
"Король-лев" апеллирует к истокам модернизма, который в своем классическом варианте (Пикассо) рожден как раз от альянса с африканским фольклором. Одновременно с этим он продиктован всем опытом новейшего перформанса, который расцвел в 60-е годы и сейчас как раз возродился после положенных тридцати лет вежливого забвения. В спектакле, правда, индивидуализм перформанса, который исполняется, как правило, в одиночку, растворен в мощи хора. Может быть, "хоровые" искусства, вроде кино и театра, победили к концу века искусства "сольные", вроде визуального искусства и литературы? Во всяком случае, многие авангардные движения первой половины века, как-то, например, итальянский футуризм, русский конструктивизм и французский сюрреализм, свой закономерный финал и вершину нашли как раз в выходе на театральные подмостки, в сооружении "машины спектакля". Возможно, соединение инсталляции с перформансом тоже даст новый театр. "Король-лев", впрочем, все-таки немного слишком бродвейский для этого.
Есть и еще один аспект "Короля-льва", понятный каждому зрителю в Америке. Он сделан, конечно, не просто как дань африканскому театру, а как дань культуре, которая ныне считается одним из равноправных источников культуры современной многоцветной Америки. На "Короля-льва" ходят многие чернокожие семьи, желая показать детям "свое". Любое искусство, разумеется, имеет политическое значение, и если это значение всем внятно, то, вероятно, это свидетельствует о глубинном согласии, царящем в обществе. Сейчас это согласие достигнуто по поводу равенства культур (чисто художественный проект модернизма стал проектом политическим), одинаково присвоенных нынешней всеамериканской культурой.
Следующий диснеевский мультфильм и явно будущий хит, который выйдет этим летом, будет про древнекитайскую девочку, которая тоже есть часть общего культурного прошлого Америки, как оно сейчас понимается. Таким образом, после Гарлема будет охвачен Чайнатаун, а там, глядишь, дойдет очередь и других меньшинств. Может быть, когда-то Америка будет патронировать вообще всем народам как частям себя самой, вызывая упреки в культурном империализме и аплодисменты очередным "Королям-львам".