Ансамбль под управлением британского композитора Майкла Наймана, несмотря на устрашающе антиакадемичное название "бэнд", пришелся ко двору в Большом зале Московской консерватории. Два вечера, на которых исполнялась почти исключительно музыка к фильмам Питера Гринуэя, прошли с аншлагами, сопровождались овациями. Композитора раскручивали в столице как звезду поп-музыки, и он явно был рад, когда наш обозреватель ДМИТРИЙ Ъ-УХОВ вспомнил о том, что до карьеры кинокомпозитора Найман считался авторитетным музыковедом, автором книги "Экспериментальная музыка", написанной в 1974 году.
— Прямо с книги и начнем. Если бы ее сейчас переиздали, вы стали бы что-то в ней менять?
— Нет, решительно ничего менять бы не стал. Более того, в будущем году "Экспериментальная музыка" и в самом деле будет переиздана издательством Кембриджского университета. Я добавляю только дискографию тех композиторов, чью музыку анализирую. Я сам напишу нечто вроде послесловия. По-моему, в книге экспериментальный период новой музыки с середины 50-х до начала 70-х годов, освещается настолько детально, что ничего принципиально нового не добавишь. Можно было бы только раздвинуть хронологические рамки с 1972-го по 1998 год.
И хотя музыки за это время написано гораздо больше, она определенно менее интересна. Например, более поздние вещи Стива Райха лучше, но концепция его сложилась и была сформулирована именно в тот решающий период. И Джон Кейдж продолжал "производить" музыку до своей смерти в 1992 году, но опять же принципиально нового не создал.
Конечно, в книге могли бы быть упомянуты и другие имена: мое собственное, Джона Адамса, Мередит Монк. Полин Оливерос и Мередит Монк — обязательно. Но если добавить их имена, возникает естественный вопрос: а почему не другие — Луис Андриссен, Хенрык Миколай Гурецкий и так далее. Словом, это непростая проблема.
— Но зато у вас упоминается Витаутас Ландсбергис!
— ???
— На плакате объединения "Флюксус", который репродуцирован на страницах книги "Экспериментальная музыка", есть и имя будущего первого президента независимой Литвы. В советские времена он, кстати, считался еще и очень авторитетным музыковедом-социологом.
— Надо же! Наверное, на это стоит как-то отреагировать...
Можно было бы и первую главу расширить, в частности более четко провести границу между школами Булеза--Штокхаузена и Кейджа--Гласса. Это противопоставление, по-моему, работает до сих пор. С одной стороны, школа Булеза вроде бы стала принимать Стива Райха. Его вещами дирижирует Пьер Булез, его играет ансамбль "Модерн". Но с другой — ни идейная программа, ни эстетика, ни сама музыка школы Булеза не меняются. И все так же концертные институты поддерживают либо Булеза и Брайана Фернихау, либо того же Стива Райха, Гэвина Брайраса и меня.
— Вы начали работать в кино уже после того, как появились фильмы "2001 год — Космическая Одиссея" с музыкой Рихарда и Иоганна Штраусов и "Смерть в Венеции" с Адажиетто из Пятой симфонии Густава Малера. В вашей киномузыке при желании тоже можно обнаружить аллюзии к той или иной классике, да и некоторые ваши вещи сочинялись первоначально не для саундтреков.
— Я считаю использование классики дешевым приемом. Следует быть либо лишенным воображения, либо очень ленивым, чтобы, создавая новое произведение искусства, создавать все с самого начала, а музыку брать готовую. И второе: саундтрек воспринимается совсем не так, как музыка на концерте. Но ведь классика создалась с совершенно иной эстетической установкой — для того чтобы ее слушали.
Что касается меня самого, то в девяносто девяти случаях из ста я использую классику только тогда, когда мне подходят ее собственно профессиональные параметры — мелодия, гармония, ритм... То есть тогда, когда я могу пользоваться ею как собственным материалом. Ни для кого не секрет, что я не приписываю себе чужих вещей. Наоборот, всегда точно указываю, что, где и в каком виде у меня использовано. Игорь Стравинский как-то сказал (Стравинский перефразировал афоризм поэта Т. С. Элиота.— Ъ): "Плохие композиторы заимствуют, хорошие — крадут". Я не скрываю, что краду. Так что по крайней мере в этом отношении я — хороший композитор.