И завершился фестиваль "Золотые голоса мира в Москве"
Последней из блеснувших "золотом" голосом (после Ольги Бородиной, Галины Горчаковой, Сергея Лейферкуса, Априлле Милло и Сергея Ларина) стала бывшая солистка Большого театра Нина Раутио (сопрано). В 1992 году она уехала в Европу. Там стала знаменитой благодаря беспрецедентному количеству спетых ею Аид, а так же принципиальному бойкотированию русского репертуара.
После расторгнутого в "Метрополитен" контракта на сто первую Аиду Нина Раутио практикует в Европе. Список театров не так чтобы высок по рейтингу (Страсбург и Женева среди любителей оперы не котируются), но впечатляет количеством. Что-то в Италии, где-то в германских землях... Лучшие времена — в "Ковент-Гарден" и "Ла Скала" — позади. Но слава певицы, которой все итальянское по плечу (Тоска, Норма, Елизавета и даже платок от Бьяджотти), шлейфом носится за Ниной Раутио, куда бы она ни приехала. Например, в Москву. Кроме итальянских арий к нам она привезла (здравствуй, счастье!) русские романсы.
Чайковский. Рахманинов. Похоже, печальные эти авторы почернели от скуки на маршруте Запад--Восток. Из "Гарден" и "политан" — в БЗК. И как раз тогда, когда "Голоса" челноками прут их навстречу родной аудитории, нам предлагают верить, что это и есть та самая "Жар-птица", которую Дягилев повернул, страшно сказать, когда-то к Западу передом. Та, да не та.
Эволюционируя, по Энгельсу, в сторону моногамного интереса, Нина Раутио не по-ленински убеждена, что лучше больше да больше. Героически преодолев в себе культуру пения, она однажды поняла, что громкое пение — главное пение. С тех пор голос Раутио — силовой эквивалент шага Сергея Бубки, рывка Юрия Власова, удара Майкла Тайсона.
Когда депрессивного Чайковского на глазах упаковали в Терминатора-1, участь Рахманинова прояснилась: он стал Терминатором-2. Диалог культур — русская--нерусская — состоялся по законам терпимости. "Не верь мне друг" не имеет права на горестный дискурс по тем же причинам, что и "Ночь печальна" или трагический романс "Кабы знала я". Ибо силой истерического кричания сентиментальная ипохондрия русской музыки модифицируется в сугубо вокальный аспект жизнеутверждения. Человек рождается и, соответственно, воскресает в крике. Это так, так.
Когда Нина Раутио желает "На сон грядущий" или поет романс Елизаветы ("Дон Карлос"), нам плохо, потому что голос ее сипит, связки не смыкаются. Но в арии леди Макбет вновь все чудо, потому что динамика тембра побеждает природу наших ушей, всегда по-идиотски настроенных на нюансы и диалектику звучного с тихим, нежного с грубым и т. п.
Помни, певец (а слушатель — знай)! Главное — распрямить свой дыхательный ствол, почувствовать "а" этим местом и взять первую громкую ноту. И тогда все ничего. Даже если на сцене фонтанирует Нина Раутио. В зале увеличивается страх перед каждым новым звуком. А театрально-рекламное агентство "Жар-птица", завершив "Золотые голоса", уже готовит следующий фестиваль. Такой же пролонгированный и нежный. Он будет называться "Русский романс".
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ