Когда я только пришел в театр и дебютировал в партии Меркуцио в "Ромео и Джульетте" Григоровича, Семенова подошла ко мне и сказала: "Мальчик, если ты хочешь научиться хорошо танцевать, приходи ко мне в класс". Со следующего дня я стал ее учеником. Первый раз было очень страшно: меня поразила железная дисциплина. У каждого в классе было свое место, раз и навсегда определенное Мариной Тимофеевной, невзирая на всякие заслуги и звания артистов.
Обычно она сидит у рояля, очень редко встает, комбинации показывает на руках. В классе есть "переводчик", который раскладывает эти комбинации подробно. В последнее время таким переводчиком стал я. Новичок у Марины Тимофеевны всегда проходит огонь, воду и медные трубы: сначала его не замечают, потом он впадает в немилость, потом в милость. Она смотрит, как он реагирует на похвалу и на невнимание, и когда все испытания позади — новичок становится настоящим учеником. И начинается совсем другая работа. Учеников Семеновой можно выделить даже в кордебалете.
Замечания ее часто ставят в тупик. Она может показать на какую-нибудь мышцу и сказать: "Вот здесь убери". И ткнуть пальцем в точку, в двух сантиметрах от этой, с репликой: "Вот это вытащи". Поражают ее петербургские обороты речи, когда она говорит что-нибудь по-французски, то это настоящий французский.
Однажды мы летели в Австралию, было очень много посадок от Москвы до Сиднея. Когда после 34 часов пути труппа выползала из самолета, Марина Тимофеевна вышла бодрым шагом, посмотрела на меня и говорит: "Я, по-моему, немножко помялась". Какое там помялась — весела, причесана. А молодые просто все выходили и падали.
Марина Тимофеевна приходит на все премьеры, даже если ее ученицы в них не заняты. Когда ее спрашивают: "Зачем вам это?" — Марина Тимофеевна отвечает: "Я должна все знать, у меня на все должно быть свое мнение". У нее очень свежий взгляд, современный очень. И этим она очень ценна как педагог. Ее оценок в театре безумно боятся, потому что все ее ремарки всегда точные и острые. Она может очень сильно припечатать.