18 мая после нескольких лет перерыва в практической работе знаменитый СТАНИСЛАВ ЖУК был вновь зачислен в штат Федерации фигурного катания России на должность старшего тренера сборной. О том, чем ему отныне придется заниматься, уникальный специалист, чьи всемирно известные ученики — от Ирины Родниной и Людмилы Пахомовой до Сергея Четверухина и Елены Водорезовой — завоевали в общей сложности 140 медалей чемпионатов Европы, мира и Олимпийских игр (70 из них — золотые), рассказал корреспонденту "Коммерсанта" ВАЛЕРИИ Ъ-МИРОНОВОЙ.
— Год назад на мой вопрос о том, почему упал интерес к фигурному катанию в России, вы ответили просто: "Не стало ярких личностей". Так не этим ли объясняется, что именно вас — личность без преувеличения уникальную, тренера, воспитавшего ярчайших звезд современности во всех четырех видах фигурного катания, снова пригласили поработать с кандидатами в главную команду страны?
— Как тренер, я никогда не задавался целью обойти всех своих коллег. Но так получилось. Мы с моей бывшей женой Ниной слишком поздно встали на коньки — в 15-летнем возрасте. Мы стали в конце 50-х призерами чемпионатов Европы, тренируясь только на естественном льду. Вот почему я интересовался абсолютно всеми нюансами нашего вида, внимая каждому слову своего тренера Петра Орлова. А ведь над его "теорией опережения" в то время смеялись все кому не лень. Но спустя годы, когда уже сам стал тренировать, я целиком и полностью на практике воплотил все его разработки в жизнь, доказав, что именно они — единственно правильные.
А мое нынешнее назначение состоялось весьма буднично. В очередной раз я пришел в федерацию и занимался своей таблицей коэффициентов сложности, когда ко мне подошел президент федерации фигурного катания Валентин Писеев и сказал, что вопрос о моем назначении старшим тренером только что обсуждался с президентом ОКР Виталием Смирновым и уже решен.
— Расскажите подробнее о сути вашей новой работы и о том, что такое "теория опережения" и таблица коэффициентов сложности.
— Я займусь практической работой, а именно проведением сборов и семинаров в городах, где фигурное катание еще теплится. Кстати, города эти можно перечислить по пальцам — Санкт-Петербург, Пермь, Екатеринбург, Самара, Москва. Страшно становится от того, что десятки катков закрываются, а на их месте строятся автостоянки, как это происходит сейчас, например, в Челябинске. Неужели, чтобы построить стоянку, надо обязательно забирать каток?
Так вот, если сейчас наши фигуристы занимают ведущие позиции в мире, то надо подумать в первую очередь над тем, как нам удержать эти позиции, когда через год-другой они закончат выступать. Денег у нас негусто, централизованные сборы, как прежде, проводить уже нельзя. А раз так, подумал я, значит недельные мини-сборы с участием всех сильнейших надо проводить после всех российских соревнований, на которые они приезжают. Там я и буду проводить анализ прошедших соревнований и намечать дальнейшие планы. Признаться, мы и сейчас уже во многом так или иначе теряем прежние позиции.
— Что вы имеете в виду?
— Это к вопросу об опережении. Поясню. И Орлов, и я, согласно "теории опережения", в свое время вели такую работу, которую никто еще не вел за рубежом. Разучивали абсолютно новые элементы, разрабатывали новые направления. И именно поэтому однажды мы вдруг выдвинулись на мировой арене. Десять лет назад мои ученики Марина Черкасова и Сергей Шахрай делали подкрутку в четыре оборота, а ее и сейчас никто не делает. А ведь они же, согласно "теории опережения", тренировали подкрутку в пять оборотов. Плюс делали нашу с Ниной поддержку, когда партнер, крутясь на скорости на одной ноге, держит партнершу на одной руке. Максимум, что делают современные пары,— поддержку на одной руке.
— Почему?
— Да потому что сложно! Даже Шахрай, который умел ее делать, однажды после чемпионата Европы жалобно попросил: "Станислав Алексеевич, можно я не буду ее больше делать? Страшно". А почему страшно? Да потому, что он ее один во всем мире делал! И больше никто секрета той поддержки не знал. Позже двум таким поддержкам я научил Сергея Гринькова и Катю Гордееву, но они как раз в тот год после летних сборов от меня ушли и за много лет так и не сумели перенести их на лед. Но именно за счет новых элементов можно попасть в разряд сильнейших. Однако и теперешние наши чемпионы этих элементов не делают. А прошло десять лет.
— Получается, что именно вы в нашей стране, да и в мире тоже, остались единственным носителем этих секретов?
— В общем-то, да. Все мои ученики делали суперсложные элементы. Но и они не всегда знают, как к ним подвести другого спортсмена. Поэтому не случайно говорят, что не всякий чемпион потом может стать тренером и преломить свои знания применительно к своему собственному ученику.
Ну, и второй момент, который здорово тормозит фигурное катание,— просто безобразное судейство. Когда один ставит одну оценку, а другой — совершенно другую, виноваты не судьи, а виновата система. В правилах фигурного катания досконально расписано, за что спортсменам снижать оценку, а вот за что повышать — об этом ни слова!
— Так это же парадокс?
— Один еле-еле прыгает с места, а другой с максимальной скорости: в ушах свистит, глаза слезятся. Разница в исполнении колоссальная, а разницы в оценках никакой. Судья просто поставил галочку — элемент сделан. А как он сделан? Если плохо — оценка снижается, а если хорошо, то не прибавляется. Здесь мы вплотную подходим к сути таблицы коэффициентов сложности, над которой я ломал голову 30 лет, а в 93-м году ее запатентовал. Двадцать лет именно по этой таблице мы проводим юношеские турниры "Хрустальный конек", а в их рамках — отдельно соревнования по элементам.
— Почему же ваша таблица до сих пор не используется в спорте высших достижений?
— Потому что она дает объективность, которая многим просто не нужна. Для начала нам необходимо искоренить любительское судейство и перенять практику гимнастов, где соревнования по отдельным видам судят профессионалы — чемпионы всех рангов именно по этим видам. А посмотрите, кто судит фигуристов? Зачастую дипломаты, владельцы крупных магазинов, словом, те, для кого судейство — хобби.
— Что делать?
— Я давно уже по мере сил с этим положением вещей борюсь. На всех семинарах разъясняю, что такого не должно быть. И уже в этом году на нескольких подводящих к чемпионату России этапах мы введем помимо короткой и произвольной программ соревнования по отдельным элементам. Кто по элементам будет сильней, тот и останется при жеребьевке в группе сильнейших. Есть в правилах и совсем уж вопиюще несправедливый пункт: тот, кто стартует под первым номером, априори не имеет права получать наивысшую оценку. А вдруг кто-то прокатается лучше? Представляете, какой идиотизм? Моя таблица эту несправедливость просто уничтожает на корню. Получается, что кто-то по прыжкам первый, кто-то по вращениям, кто по сложности, а кто по артистичности. И случаются такие моменты, когда моя таблица окрыляет спортсмена. Допустим, какой-то юноша занимает общее 16-е место, но вдруг оказывается, что по прыжкам или вращениям он превзошел олимпийского чемпиона. Я уверен, что придет время, когда в судействе на международной арене мою таблицу станут использовать. Ведь и первый компьютер, оказывается, наш человек изобрел, а запатентовал-то американец.
— Чем вы занимались последние годы?
— Я отошел от сборной в 1991 году, когда подполковником закончил службу в армии. Потом несколько раз набирал группу перспективной молодежи, работал с ней год-два, и вдруг из-за финансов все лопалось и группа разбегалась. Последнее, что я создал,— свой российский клуб фигурного катания в 1993 году, и на деньги клуба смог Ирину Слуцкую с ее тренером Жанной Громовой провезти по всем сборам, куда возил свою команду. Помогал, конечно. Вот она дальше и пошла, став, наконец, нашей первой чемпионкой Европы. Это было очень важно, потому что женское одиночное катание оставалось последним видом, в котором у нас не было чемпионов Европы. Теперь вот мечтаю, чтобы наши девочки когда-нибудь заняли все ступеньки пьедестала на чемпионатах Европы, мира и Олимпиадах. Поэтому свою главную задачу вижу в том, чтобы помочь тренерам и спортсменам. Всем, кто попросит. Это обязательное, кстати, условие.
Я больше не хочу попадать в ситуации, в которые регулярно попадал, когда был консультантом сборной. Тогда я просто сидел и смотрел за тренировочным процессом, и, если меня тренер не просил помочь, я не имел права вмешиваться. Доходило до смешного: иной раз видел, как тренер бился над одним и тем же элементом лет пять-шесть. Не выдерживал, подходил и спрашивал, мол, хочешь, я сейчас рукава засучу, за две недели этот элемент поставлю — и на всю жизнь? Я ведь этот элемент сам по крупицам десятилетиями собирал. И предупреждал ведь, что славы мне никакой не нужно и ученика отбивать я ни в коем случае не намерен. И что же я слышал в ответ? "Спасибо, Станислав Алексеевич, не надо. У нас все нормально". А спортсмен-то пропадал... Видел недавно потрясающую передачу о том, как великий Мстислав Ростропович давал открытый урок мастерства уже матерым музыкантам, причем в присутствии их не менее заслуженных педагогов. Мастер, сидевший на сцене в переполненном зале, мог в любой момент прервать исполнителя и дать совет. И когда у того получалось, как хотелось Мастеру, зал взрывался аплодисментами. И никто не ревновал. В той среде, где работает Ростропович, культуры-то побольше, чем у нас. Так что, повторяю, я рад помочь всем. Но при условии, что меня об этом попросят.