в Россию
Выступая на закрытии ежегодной конференции Американского общества онкологов-клиницистов в Лос-Анжелесе, его председатель доктор Аллен Лихтер сделал сенсационное заявление: наука якобы стоит на пороге коренного перелома в борьбе с раком. При этом Лихтер сослался на то, что в США смертность онкологических больных пошла на убыль. Замдиректора Научно-исследовательского онкологического института Минздрава Валерий Старинский, которого мы попросили прокомментировать слова американского коллеги, высказался гораздо сдержаннее. По его мнению, до празднования победы еще очень далеко. В особенности в России, где раковая смертность продолжает расти.
Доктор Аллен Лихтер, новый председатель Американского общества онкологов-клиницистов, считает, что в следующие 30 лет смертность американцев от онкологических заболеваний снизится вдвое. Свой оптимизм он подкрепил ссылкой на данные Национального онкологического института США, в соответствии с которыми в 90-х годах этот показатель наконец перестал расти и даже уменьшился на 2,5%.
Профессор Валерий Старинский, замдиректора Онкологического института им. Герцена в Москве, воздает должное успехам американских коллег, но все же считает, что перелом в понимании причин и лечении рака пока еще отнюдь не наступил. Если говорить в общем виде, механизм гибели раковых клеток, понимание которого дало бы возможность активного воздействия на злокачественные опухоли, пока не открыт. Сложности во многом связаны с множественностью факторов, вызывающих развитие злокачественных опухолей — это и генетические, и экологические, радиологические, химические воздействия. Из неоднородности природы рака вытекает, что универсального лекарства, как и вакцины против рака быть не может: процесс слишком многообразен. Даже в одном органе опухоль может состоять из разных клеточных структур, требующих разных подходов в лечении. Известно, что один из меценатов обещал поставить в честь "первооткрывателя причин рака" его золотую статую — но она, видимо, не достанется никому.
Если говорить о раковой статистике, подчеркивает Валерий Старинский, надо принимать во внимание все показатели, начиная с общего уровня заболеваемости. Интересно, что в США он выше, чем в России, несмотря на всю их мощную систему здравоохранения. Впрочем, отчасти это может быть обусловлено просто более совершенной диагностикой на ранних стадиях заболевания. Что касается динамики, положение в России хуже: заболеваемость растет. Каждые пять лет прирост числа заболевших составляет 5-6%, прирост смертности — 1,5%
В настоящее время в России 1,8 млн зарегистрированных раковых больных. Мужчины заболевают в 1,6 раза чаще, чем женщины. Ежегодно заболевает более 400 тыс. человек. В среднем по России — 291 человек на 100 тыс. населения. Каждые 1,2 минуты в России появляется новый больной раком. Есть существенные региональные различия: например, в Москве ежегодно регистрируется 354 заболевших на 100 тыс. , а в Ингушетии --100. Ежегодно от злокачественных опухолей умирает около 300 тыс. россиян. В списке конкретных причин раковой смертности по-прежнему лидируют рак легких и рак груди.
Для особенного оптимизма в отношении перспектив лечения рака в России нет особых оснований хотя бы потому, что в последние годы сильно пострадала система ранней диагностики рака. Именно это может сказаться и уже сказывается на динамике заболеваемости и смертности. Старинский считает абсолютно разумными те приоритеты, которые в свое время были определены Всемирной организацией здравоохранения в ее специальной программе борьбы с раком: скрининговые исследования (диагностика) были там на почетном втором месте после экспериментальных исследований (поиска новых методов и препаратов). На третье место была поставлена подготовка специалистов, и только на четвертое, как это ни странно для неспециалиста — лечение уже заболевших.
Раньше в СССР действовала десятилетиями апробированная довольно эффективная система профилактических осмотров и диспансеризации разных групп населения, и выявление рака на ранних стадиях достигало 10-12%. Специалисты подобных служб, действующих за рубежом, например, в Японии, когда-то перенимали опыт у нас. Тогда медикам сверху ставилась задача достигнуть показателя в 25%, но, по мнению Старинского, они просто не успели: устоявшаяся система диагностики разрушилась, закрылись смотровые кабинеты, централизованные цитологические, эндоскопические лаборатории.
Сейчас показатель раннего выявления рака в России составляет 6-8%. Причем в ряде регионов (Татарстан, например) статистические показатели вообще близки к нулю (как ни удивительно, сюда относится даже Санкт-Петербург). 30% выявленных больных — с третьей стадией рака, а 25% — уже неоперабельны, в последней стадии (с распространением метастазов — клеток опухоли — по всему организму). То есть наиболее перспективные для лечения первая и вторая стадии встречаются меньше чем у половины первичных больных.
Конечно, все упирается в финансирование. "Мы,— говорит Старинский,— владеем рядом методик скрининга (просеивания населения с целью выделения групп риска), но это довольно дорогостоящая вещь. Чтобы дать представление о стоимости подобных исследований, можно сказать, что в США затраты на выявление одной больной раком шейки матки составляют около $60 тысяч.
В московских Онкоцентре, НИИ биологии гена, НИИ онкологии Санкт-Петербурга онкогенетики проводят эксперименты по вирусному канцерогенезу, генной инженерии. Практическое применение результатов этих работ может быть связано с созданием сети генетических кабинетов с целью профилактики рака. Планы создания такой сети есть, но, по всей видимости, это весьма отдаленная реальность.
Фундаментальная онкология держится исключительно на энтузиазме. Уже несколько лет все ведущие научные онкологические учреждения (и Онкоцентр, и Институт диагностики и хирургии, и Институт им. Герцена) не получают ни копейки ни на научные исследования, ни на коммунальные услуги, ни на ремонт зданий и оборудования. Худо-бедно финансируются лишь клинические исследования и лечение — на это и расходуются скудные бюджетные средства, выделяемые на онкологию. Благодаря этому больные все же получают бесплатно очень дорогие лекарства (токсол, тамоксифен и ряд препаратов, содержащих платину).
В этих условиях, как сообщил нам доктор Старинский, российская онкология еще ухитряется достигать некоторых успехов. Мы добились безусловной удачи в лечении рака молочной железы: десятилетняя выживаемость у 95% больных (это максимальный показатель в мире). У больных с раком пищевода, который в 65% случаев выявляется на 4-й стадии, у нас пятилетняя выживаемость — 30-40%, что по мировым меркам неплохо. Наши хирурги прекрасно владеют методиками микрохирургической техники, пластикой сосудов, обеспечением кровотока, широким удалением (операции сразу на нескольких органах), эндоскопической хирургией небольших опухолей в полостях бронхов, матки и т. д. Химиотерапия постепенно выходит на качественно новый уровень. Мы применяем ее при всех локализациях опухоли, используя широкий выбор противоопухолевых препаратов. Расширился арсенал и лучевой терапии — это электронные ускорители, гамма-, кобальтовые и нейтронные излучатели. Точнее определяются дозы и поля облучения, для чего используются трехмерные компьютерные модели, ведется поиск модификаторов (к примеру, в условиях барокамеры при избытке кислорода восприимчивость тканей опухоли к облучению повышается, а при недостатке кислорода для всего организма воздействие облучения снижается). Применяется и считается весьма перспективным интероперационное облучение — мощное облучение открытой опухоли во время операции, позволяющее максимально щадить окружающие ткани.
ЕЛЕНА Ъ-МАКСИМЕНКО, ИЯ Ъ-МОЦКОБИЛИ