Ходьба между жизнью и спортом

Off Side

В субботу спортивный ходок Валерий Борчин упал за километр до финиша на дистанции 20 километров и так и не встал. Специальный корреспондент "Коммерсантъ-BoscoSport" АНДРЕЙ КОЛЕСНИКОВ стал свидетелем того, что происходило после этого, и так и не понял, почему английские медики пытались возвратить Валерия Борчина к жизни парацетамолом.

Ходоки нарезали свои 20 километров около Букингемского дворца. Я подошел к ленточке, отделявшей от них, минут за двадцать до финиша. Через некоторое время мимо прошагал китаец Чен Дин. Он был первым перед последним кругом. Он шел по трассе, махал руками всем знакомым и незнакомым, родным и неродным. Он, мне казалось, успевал любоваться раскормленными до размеров поросят голубями на завитых кверху деревьях в Сент-Джеймском парке.

Потом я увидел Валерия Борчина. Он шел метрах в десяти за китайцем. Я не понял, что с ним. Он был весь бледно-синий. Не то что бледный до синевы, а бледно-синий.

Когда он шел мимо меня и чуть не задел локтем, я хотел крикнуть: "Валера, давай!", так в конце концов всем кричат, а тут еще была гарантия, что он услышит, но успел подумать, что ему в лучшем случае сейчас можно крикнуть "Валера, держись!".

Он и так держался. Да и не уверен я, что он тогда уже что-то слышал. Через 300 метров, напротив пункта питания, он сначала как будто присел, а потом повалился на землю и больше уже не встал.

Я не видел этого момента. Я видел только, что на финиш пришел сначала китаец, а потом гватемалец, а не Борчин. Это была первая медаль на Олимпиаде в истории Гватемалы (а мы еще не научились радоваться шести своим серебряным за один день...). Я думал, Борчин хотя бы в пятерке, и еще расстроился, что он не удержался и в пятерке. Когда его не оказалось и в десятке, я понял наконец: что-то ведь произошло.

— Да сняли его вроде за предупреждения...— сказал один из проходивших мимо фотографов.

Дошел еще один наш спортсмен — Андрей Кривов, и я крикнул ему:

— Что с Борчиным?!

Он даже не оглянулся, подошел к турникету, где никого не было, перегнулся через него... Я поразился его деликатности. Других тошнило после финиша прямо на дорожке. Адский вид спорта. Еще марафон такой же.

Но у Борчина предупреждение было только одно.

На трассе стали готовить церемонию награждения, а я увидел двух тренеров наших ходоков.

— Что с Борчиным? — повторил я.

— Сошел с трассы. Ничего вроде серьезного,— сказал один.— Бывает. В 2007-м с ним такое же было. В ходьбе с людьми так случается.

— Да что случилось-то?

— Его привезут скоро сюда, в медицинский центр,— сказал один тренер.— Он без сознания пока. Там скорая.

Здесь, около медицинского центра, стоял президент Олимпийского комитета России Александр Жуков, который собирался успеть на легкую атлетику и теперь, конечно, никуда не поехал, и еще несколько человек.

С трассы, где с Валерием Борчиным был Виктор Чегин, его тренер, поступали отрывочные сведения: "Ждем скорую... скорая идет... пытаемся выехать к вам... Да, пока еще без сознания..."

— Говорят, он не двигается пока, но уже реагирует,— сказал другой стоявший рядом тренер.

Тут я понял, что дело гораздо серьезней, чем тренеры до сих пор, кажется, и сами думали.

— Да что же случилось? — спросил я его.

— Ну, наверное, удар...— пожал он плечами.

— Да солнца-то почти не было... И нежарко. В Пекине было гораздо жарче, а он выиграл и был в полном порядке,— сказал я.— Как этот несчастный китаец сейчас.

— Какой-то удар,— снова пожал плечами тренер.— Может, тепловой... Мы не знаем пока. В Осаке с ним так же было. Просто не повезло в какой-то момент, и все.

Скорая приехала только минут через сорок. За ней захлопнулись ворота медцентра. Впрочем, это, конечно, сильно сказано — медцентра. Медпункта скорее. Но все же здесь могли ему помочь.

Его вытащили из скорой на носилках, и я увидел его. Та же синева, кислородная маска на лице. Он был по-прежнему без сознания.

Его лицо ничем сейчас, по-моему, не отличалось от того, что я видел, когда он уходил на последний круг. Я подумал, что он уже тогда был, наверное, почти без сознания. И что этот круг и правда мог стать последним в его жизни.

Я стоял у входа в этот медпункт. Туда не пускали больше двух человек: места не было. Не пускали даже тренеров. А приехавший Виктор Чегин даже за ворота не зашел, стоял где-то далеко, потом присел на корточки, потом опять встал... Он был, мне казалось, просто раздавлен происшедшим.

Здесь никого не волновало то, что у нас нет медалей в ходьбе на 20 километров. Ни одному из тренеров не было до этого никакого дела. Они думали только про Борчина и пытались рассказать друг другу и, например, мне, что это бывает и что он уже скоро встанет.

Из медцентра вышел врач-англичанин и сказал, что Борчин приходит в сознание.

— О! — обрадованно произнес тренер Алексей Денисов.— Слышите, говорит, что его колотит всего! Значит, пошел отходняк. Это нормально. Это так и должно быть.

— Говорят, они с него не могут чип до сих пор снять, чтоб аккредитацию отдать (перед стартом у всех спортсменов забирают беджи с аккредитацией в обмен на этот чип на груди.— А. К.). Ерунда какая-то происходит,— произнес Александр Жуков.

— Да,— сказал мне еще один наш тренер, Федор Рыжов,— редко кто себя до такого состояния доводит... Ведь он же мог сойти еще за километр... или хоть за 500 метров до того, как упал...

Но Борчин, пытаясь догнать китайца, остановился только тогда, когда потерял сознание.

— Организм на себя много в долг взял,— сказал тренер.— Из-за этого все. Может, не полностью готов был. Или просто не его день. Он же этих китайцев обходил раньше.

— Говорят, уже ходит! — сообщил еще один тренер.

Но это было не так. С этим поспешили. Борчин был еще не ходок. Совсем.

В это время он еще лежал, совсем еще почти без сознания, и его трясло на кушетке. Взявший на себя в долг организм отдавал.

Утром, еще до этого старта, я виделся с отцом Вадимом, который ездит на Олимпиады еще с Атланты, а живет в Саранске. И он мне рассказывал про Валерия Борчина:

— Я опекаю его. Он мордвин-эрзянин, у него такая нежная душа, очень добрый молодой человек... на мордовском, кстати, говорит... Когда в прошлом году был в Берлине на чемпионате мира... прошлый год это был или позапрошлый?.. прислал перед стартом мне эсэмэску: "Отец Вадим, благословите на победу!"

И получил золото... Я как-то дома, в Саранске, угощал его вином, оно было дешевое, а он попробовал и сказал: "Отец Вадим, вы меня угощаете таким вкусным вином, какое я еще никогда в жизни не пил..." Он же деревенский парень, из Дубенок, и я приезжал к нему, как-то попросил его баню поставить, он сделал, а сам со мной париться не пошел, видно, постеснялся.

Я сам на прошлой Олимпиаде, когда Валерий Борчин победил, тоже встречался с ним, долго разговаривал и был поражен, каким простым и чистым может быть человек. Во мне до сих пор сохранилось это ощущение от встречи с ним.

А отец Вадим сказал, что хочет благословить Борчина и перед лондонским стартом. И задолго до того, как все началось, ушел туда, к Букингемскому дворцу. Но на следующее утро признался, что не удалось:

— Там было столько народу, я хотел подойти к бортику, но это было невозможно!.. Меня пытались прогнать, и одна женщина-волонтер начала бить меня! Это был тихий ужас... Я потом решил отправить ему эсэмэску, как тогда, в Берлине, но отправил уже за минуту до старта, она до него не дошла, потому что у него не было мобильного телефона в кармане... Как мог этот китаец обойти его?! Я же знаю мальчика как облупленного! Он бы просто так не уступил! И вдруг вижу с трибуны: идет на последний круг уже третьим... А еще один наш, Канайкин? Что с ним случилось? Почему его сняли?.. Он бы помог Валере... Я стоял и плакал, когда его увезли... не смог защитить мальчика.

Здесь, около входа в медпункт, один из тренеров спросил Виктора Канайкина, который был снят с дистанции после трех предупреждений:

— Ты-то как?

— Я в полном порядке! — сказал он.

— Правда? — переспросил я.

— Да нет, шучу...— сказал он.

На Канайкина тоже очень рассчитывали. Он и правда мог помочь Борчину бороться с китайцами на трассе. А так они задали рваный темп на трассе и вдвоем терзали нашего парня.

Вышел еще один врач и попросил кого-то из русских, кто знает английский, зайти, чтобы попробовать поговорить с Валерием Борчиным и перевести врачам. Значит, с ним уже можно было разговаривать.

К нему ушел Жуков. Он вышел минут через десять.

Я спросил его, что там.

— Он понимает, о чем говорит,— произнес Александр Жуков.

Все-таки дело было нехорошо.

— У него спрашивают, что болит, он говорит: "Голова болит... В ушах звенит..."

— Врачи еще о чем-то спрашивали?

— Да,— кивнул Жуков,— много вопросов. Спросили имя и фамилию, он назвал. Я по их просьбе спросил имя, фамилию, какой сегодня день... Он все назвал.

Я удивился, что он назвал и день тоже. Я, например, с трудом представлял себе, какой сегодня день. Потом я понял, что он, конечно, еще несколько лет назад выучил день своего старта на Олимпиаде: 4 августа. И потом учил во всех подробностях весь этот старт. И немного не дотянул до конца урока. Около километра всего из двадцати.

Потом его еще спросили:

— Чего вы хотите?

— Я домой хочу,— сказал он.— К родителям.

— Ну куда ж ему сейчас в Саранск! — воскликнул кто-то из тренеров.— Ему в Олимпийскую деревню срочно надо, в наш медцентр.

Но Борчина, как выяснилось, хотели до утра перевезти в лондонский госпиталь.

— А как они его лечат? — спросил я Александра Жукова.

— Я не понимаю,— пожал он плечами.— Они дали ему парацетамол.

— Что и все?! — переспросил Алексей Денисов.

Конечно, подумал я. Он же сказал, что у него болит голова. Ну ему и дали парацетамол.

— А капельницу ставят?! Глюкозу капают?!

Александр Жуков отрицательно покачал головой.

— Надо его к нам забирать! Какой парацетамол!!! Под нашу ответственность... Как угодно!

Они все-таки договорились везти его в Олимпийскую деревню.

— Кто бы мог подумать, что парацетамол — такое универсальное средство!..— повторял один из тренеров.

Валерия Борчина вывезли из медпункта. На этот раз глаза у него были открыты. Он смотрел как-то ошарашенно, словно видел мир в первый раз, и не отвечал ни на какие вопросы.

— Конечно, сам испугался немного,— сказал Александр Жуков.

В скорой его снова стало колотить. К нему подсела наш тренер и стала гладить его по голове, стала что-то шептать ему. Он успокоился и что-то прошептал ей на ухо.

Андрей Колесников