Выставка ню
В Париже в Институте арабского мира открылась выставка "Открытие тела" (Le corps decouvert), рассказывающая о том, как национальные художественные кадры изображали освобожденную женщину Востока. Парижскому корреспонденту "Ъ" АЛЕКСЕЮ ТАРХАНОВУ выставка показалась на удивление знакомой.
Как известно, изображение человеческого тела, а тем более тела обнаженного, невозможно в исламском искусстве. Точно так же как восточного мужчину приводит в любовный восторг один лишь блеск глаз в прорези паранджи, художники изливают самые личные свои чувства в каллиграфической вязи, в узорах, в монументальных изображениях сур Корана.
Выставка в Париже рассказывает о том, что так было не всегда, что не всегда так обстоит дело сейчас и что совершенно не обязательно так будет и впоследствии, хотя, конечно, все основания этого опасаться имеются.
В начале прошлого века многие западные художники преподавали на Востоке, а многие восточные художники приезжали учиться на Запад. Программа художественных академий предполагала встречу с обнаженной натурой. Насколько я помню собственный опыт, встреча эта была совершенно несоблазнительной и тела академических натурщиков и натурщиц были сделаны не по лекалам "Плейбоя".
Выставка так и начинается — с академических штудий, потому что в то время это казалось совершенно правильным развитием художника и никому не приходило в голову, что богу и пророку старательная работа в натурном классе неугодна. В основном это работы среднего качества и лишенные какого бы то ни было национального колорита — за единственным исключением: выставку открывает маленькая забавная живопись Омана Осни, датированная 1945 годом и изображающая стайку завернутых с ног до головы в черное женщин, стоящих у картины же с обнаженной натурой на выставке. Классическое западное искусство — вот первый путь проникновения тела в искусство восточное.
Мы видим затем, как тело появляется в искусстве через фотографию, поскольку не придуман никакой религиозный оптический фильтр, превращающий изображение человека в набор орнаментов. Объектив есть объектив. В разных провинциальных ателье арабского мира делаются робкие попытки сфотографировать, страшно сказать, обнаженную женщину. Если нельзя женщину — то хоть мужчину, причем мужские фотографии, начавшиеся с изображений обнаженных культуристов, приобретают отчетливый гомосексуальный оттенок. От фотографии ХХ века мы переходим к современной — с уморительно позирующими мужчинами в фесках и к замечательному видео Абделя Абидина, на котором мужчины играют в пинг-понг на столе, перекидывая мячик, как через сетку, через лежащую на боку обнаженную женщину. С силой посланные шарики оставляют следы на ее теле, и каждая подача заставляет ее вздрагивать и сжиматься в ожидании удара.
Есть на "Открытии тела" и закрытый для несовершеннолетних уголок, но в нем нет ничего более порнографического, нежели аппликации, на которых угадываются раздвинувшие ноги женщины, и большие рисованные ковры Гады Амер, в узорах которых после тщательного всматривания то ли видишь, то ли воображаешь разные соблазнительные сцены. Здесь лежат фотографические ню Фарида Хандерми с огромными женщинами, толстыми, как доисторические Венеры,— познание тела начинается опять с первобытной женственности. Контрастом к ним — вещь, которая называется "Маленькие ягодицы": и вправду крошечная отливка из гипса, как экспонат тайного кабинета. Вся эта восточная нега выглядит тем более странно, что именно Восток был всегда восторженным потребителем западного легкомыслия. Самая порнографическая из классических картин — "Происхождение мира" Гюстава Курбе была заказана в 1866 году оттоманским сановником для собственной коллекции. На "Открытии тела" почтенному Халил-Бею не на чем было бы взгляд остановить. Все очень нежно, почти по-детски и нет никакой провокации — кроме разве что маленькой работы Аль Кади Зена 2008 года, на которой изображены бородатые муджахеддины с "калашниковыми" в коротких розовых плиссированных юбочках. На это тоже не разрешается смотреть детям.
Выставка неожиданно напомнила мне недавние годы, когда закомплексованное советское искусство, в котором секса не было, открыло эту тему и оказалось перед необходимостью как-то ее изобразить в красках. Нет, советские мастера не были импотентами — Дейнека, Самохвалов, Пименов, Лебедев, безусловно, знали в этом толк, но обязанность выступать непосредственно по телу приводила их в страшное замешательство. Все они так или иначе пытались извиниться и показать, что соблазн не важен, что они говорят о другом, о высоком.
Я думал о том, что до сих пор люди, занимающиеся искусством и особенно им командующие, не готовы признать, что нет отдельного тела мусульманского или католического, православного или социалистического и что в социуме, в котором оно под запретом, все порывы художников рассказать "про это" выглядят так же косноязычно, как разговоры старшеклассников о сексе. Запреты многое дают искусству, и я знаю художников, которые радуются новому наступлению цензуры, потому что противостояние рождает энергию. Но оно же в конце концов деформирует нас. Кривое зеркало в конце выставки, в котором ты непременно отражаешься, немного разъясняет посыл кураторов.