Считать решили на фабрике
В Москве в мебельном салоне "Фабрика В.И.П." проходит выставка известного московского архитектора Левона Айрапетова. Это первая из серии выставок мастеров московского интерьера, которых всего запланировано десять. По замыслу устроителей акция должна представить московский интерьер как "чистое искусство" — в профессиональном, а не коммерческом измерении. Этому служат сугубо авангардные формы экспозиционной подачи.
Попадание на выставку сопряжено с известными сложностями. Под экспозиционный павильон используется старый цех, расположенный в глубине фабрики. На КПП фабрики вас встречает секьюрити. По рации молодой "качок" передает (в моем случае): "Белая грязная 'Нива', г-н Ревзин, запускать?" — получает в ответ шипение и открывает ворота. Предстоит проехать сквозь фабричный двор, где характерного вида пролетариат вяло починяет примус. На подъезде встречает другой секьюрити, радирует: "Есть грязная 'Нива', отбой" — и проводит вас в цех.
Цех, превратившись в экспозиционное пространство, нимало не изменился. Под потолком — подъемники, в кирпичных стенах — лазы в соседнее помещение, пол — цемент с вкраплением неведомо куда ведущих рельсов. В общем, кто бывает в автосервисе, тот понимает. Среди всего этого стоит в высшей степени роскошная мебель, а на стенах висят подрамники Айрапетова.
По-моему, устроители выставки исходили из опыта Энди Уорхола, устроившего некогда свое ателье на старой фабрике и даже назвавшего его "Factory". Замысел Уорхола состоял в эстетизации мусора, для американского истеблишмента посещение настоящей фабрики превращалось в арт-приключение. Возможно, "Фабрика В.И.П." специально наняла статистов на роль починяющего примус пролетариата — в порядке создания большей фабричности. Но уж очень натурально у них получилось. Все же для бывшего советского человека опыт пребывания в загаженном пространстве цехов — это не перформанс, а часть повседневного жизненного опыта. Секьюрити же сегодня встречаешь в самых неожиданных местах. Автор репортажа испытал известное беспокойство, что сейчас заставят мыть машину. Или предстоит встреча с перформансом по мотивам Шадра--Булгакова "Примус — орудие пролетариата".
Но все обошлось, а встреча с вещами Айрапетова вполне искупила легкую нервозность, испытанную вначале. Один известный человек с детства не любил овал, в связи с чем рисовал угол. Айрапетов — наоборот. Трудно представить себе интерьеры, в которых нет ни одного не то что прямого, а просто угла, но Айрапетову это удается. Стены, потолок, лестницы — все, что можно и что нельзя, он изгибает в текучие, колышущиеся плоскости. Даже кровать в спальне сделана в форме слегка сбившегося одеяла и выглядит деревянной скульптурой — что-то вроде "кровать #1". В состоянии сна, видения, наркотического опьянения пространство становится подвижным, стены плывут, объемы произвольно меняются. Какое-то из таких состояний Айрапетов и фиксирует.
В московских интерьерах можно найти самые неожиданные вещи. Архитектура как "арт", как свободное и спонтанное самовыражение архитектора — на сегодняшний день одно из самых модных направлений, если судить по открывшемуся в прошлом году Музею Френка Герри в Бильбао. На Бильбао Айрапетов более всего и походит, но с одним существенным различием. Все же в пространствах "пограничного состояния сознания" нормальный человек чувствует себя неуютно. У Айрапетова — иначе, интерьеры на диво гармоничны. В них действуют, живут традиционные архитектурные категории — мягкий и греющий свет, естественное тепло дерева и т. д. По его гнутым поверхностям хочется проводить ладонью, чего не скажешь о металлических стенах Бильбао. Трудно сказать, что здесь играет большую роль — статус частного интерьера или чувство материала и врожденный эстетизм армянской архитектурной традиции.
Можно сказать, что автор удался, а выставка — не вполне. Но, с другой стороны, целью устроителей было "считать мастеров интерьера по гамбургскому счету". В отношении Айрапетова процедура подсчета прошла без эксцессов.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН