Так представляет себе смысл театра Роберт Уилсон
Третий Международный театральный фестиваль имени Чехова благополучно перевалил за экватор. И если в первой половине его программы доминировали творцы "новых реальностей", заявившие о себе сравнительно недавно (Кристоф Марталер, Кристиан Лупа или Петер Лебл), то в ближайший месяц Москву ожидает настоящее нашествие звезд мирового театра. На фестивале ждут Ариану Мнушкину и Теодороса Терзопулоса, Тадаши Сузуки и Деклана Доннеллана. Откроет этот парад знаменитостей самый модный режиссер современного театра Роберт Уилсон. Спектакль "Персефона" миланской компании Change Performing Arts должен стать первой постановкой Уилсона, показанной в России.
Роберт Уилсон, пятидесятипятилетний уроженец штата Техас, оказался востребован в Европе гораздо больше, чем у себя на родине. Старый Свет больше двадцати лет назад впервые испытал на себе наркотический эффект уилсоновского театра и с тех пор прочно "подсел" на Боба (в театральном мире режиссера привыкли называть уменьшительным именем). Его часто упрекают в том, что все его спектакли похожи один на другой. На что Уилсон всегда отвечает одинаково: про Сезанна тоже можно сказать, что он всю жизнь писал одну и ту же картину.
До сих пор похожий на долговязого вундеркинда-компьютерщика, Уилсон сегодня — едва ли не самый плодовитый, удачливый и дорогой (в смысле гонораров) театральный постановщик. Он уже не считается авангардистом-новатором, каким был лет двадцать назад, но еще не перешел в ареопаг ископаемых царствующих классиков, находясь, таким образом, в зените славы и продолжая быть весьма актуальной фигурой.
Уилсону удалось то, что в последние десятилетия не удавалось почти никому. Прославиться и занести свои имена в театральные анналы сумели многие европейские экспериментаторы-шестидесятники, но создать собственный новый театральный язык не получалось почти ни у кого. Кроме Боба. Когда его попросили коротко определить суть его стиля, Уилсон ответил неопределенно, но красиво: театр — это кубик хрусталя в сердцевине спелого яблока.
Аутизм, от которого Уилсон был излечен в детстве, оставил в сознании режиссера стойкое недоверие к литературным текстам. То, как говорится слово, для минималиста Уилсона несравненно важнее того, что оно обозначает. Поэтому и облик вещей в его театре никак не связан с их названием. Уилсон успешно борется с живыми эмоциями на сцене и виртуозно работает с музыкой и светом. Он выстраивает ослепительно красивые статичные композиции и никогда не ошибается в предварительных расчетах. Он ценит европейскую актерскую школу и ненавидит поиски смысла в театре. Вообще, привычное первенство человека на театральных подмостках он отменил.
Все элементы в спектаклях Уилсона равнозначны. Обычный стул или луч света он заставляет "играть" наравне с актером. Архитектор по образованию, он предоставляет слово прежде всего пространству. Соотношение человека и предмета в театре Уилсона все время меняется и зависит от малейшего движения. В приезжающей в Москву "Персефоне" всего один жест — будь то резко отставленная в сторону рука Поэта-рассказчика или безвольно запрокинутая кисть танцовщицы — может оказаться столь значительным, что организует и подчиняет себе все пространство. Кажется, что Уилсон сидит за особым пультом, откуда он незаметным движением фокусирует в любой точке сцены пронизывающие ее невидимые силовые линии.
Уилсоновская "Персефона" иногда напоминает раскрашенную снежную пустыню. Впрочем, по отношению к театру Уилсона аналогии с живой природой не вполне уместны, а может быть, даже обидны. Его сценический мир подчеркнуто сконструирован и нереален, будто вычислен по особой, изощренной математической модели, которая составляет главную профессиональную тайну режиссера. Истинную свободу актер, по Уилсону, обретает только тогда, когда доводит свое поведение на сцене до автоматизма. Чем искусственнее это поведение, тем более естественным и правдоподобным оно кажется. Жизнеподобный, натуралистический театр Роберт Уилсон презирает.
Он удивительным образом избегает присущей театру игровой фальши. У Уилсона никто ничего не изображает. Поэтому, должно быть, и публика чувствует на его спектаклях столь недостающую ей в жизни физическую и эмоциональную свободу. Он знает, что зритель — драматически закомплексованный человек и надо помочь ему медленно и незаметно вплыть в блаженное состояние полной психологической разгрузки.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ
Спектакль Роберта Уилсона "Персефона" будет показан 18, 19 и 20 мая на сцене МХАТ имени Чехова (Камергерский пер., 3).