Премьера "Серенады" в Санкт-Петербурге
Северная столица почтила память Джорджа Баланчина, урожденного петербуржца: к 15-летию со дня смерти великого балетмейстера в Мариинском театре была поставлена "Серенада" Чайковского и возобновлен "Апполон Мусагет" Стравинского. Вечер одноактных балетов включал и "Симфонию до мажор" Бизе. Объединив в одной программе три шедевра Баланчина, Мариинский театр стал главным российским экспертом по наследию американского классика.
Балетная труппа Мариинского театра под руководством представительницы Фонда Баланчина Франции Рассел справилась с "Серенадой" и "Апполоном" в рекордно короткие сроки — за четыре недели. Быстрота постановки свидетельствует, что русский американец для русских артистов перестал быть monstre sacre, чью хореографию могут танцевать только посвященные, прошедшие искус серьезных испытаний. Труппа, выдержавшая при постановке "Симфонии до мажор" несколько недель муштры суровой Патриции Нири и давно имеющая в репертуаре "Тему с вариациями" и "Шотландскую симфонию", в новой работе выглядела уверенней и спокойней. Постепенно Баланчин в Мариинке становится "своим" хореографом — чем не может похвастаться ни один театр России.
"Серенада"(1934) — первый американский балет Баланчина. Годом раньше, потерпев неудачу в Париже со своей труппой "1933", молодой хореограф поддался настойчивым уговорам Леонарда Керстайна и пересек океан. В Америке классический балет воспринимали как русскую экзотику, и в баланчинскую Школу американского балета потянулись экзальтированные девицы. "Серенада" Чайковского с ее русскими темами и белотюниковым историческим флером делалась на них — мало что умеющих фанатиков. Из четырехчастной композиции для трех солисток, двух танцовщиков и кордебалета получился шедевр. Как смогли собранные "с бору по сосенке" ученицы воплотить сложнейшую полифонию хореографической партитуры, виртуозную игру ХХ века с традицией романтического "белого балета" — навсегда останется загадкой.
В "Серенаде" — самом "русском" своем балете — Баланчин прощается с Россией, любовно перебирая классические мотивы родной балетной истории. Его "белый балет" полон аллюзий и реминисценций: отчетливо видны "блинчики" арабесков и строгие линии прыжковых фуэте из "Жизели", гирлянды белотюниковых групп отсылают к "Шопениане", настойчивые сиссоны "Русской" — интерпретируемый по-новому выход "лебедей". И сам бег танцовщиц — с неподвижным корпусом и откинутыми руками,— бег, ставший визитной карточкой стиля американского маэстро, был когда-то подарен Львом Ивановым смятенной стае белых птиц. "Серенада", с ее скупыми синкопами и малой дозой мелкой техники,— балет, наиболее близкий русской школе классического танца.
Мариинский театр выставил на "Серенаду" свои лучшие силы. И шедевра не испортил. Вышколенный кордебалет оказался самым восприимчивым к баланчинскому стилю. Отборные шестнадцать танцовщиц выглядели достойно: танцевали интеллигентно, строго, музыкально-слаженно, педантично-ровно, без "клюквы" и "интерпретаций". Возможно, излишне старательно — но это от избытка пиетета к классику.
Мужчины (Евгений Иванченко и Денис Фирсов), как часто случается в Мариинке, самостоятельной роли не играли, честно и стушеванно ассистируя дамам. Три балерины первого состава дополняли друг друга в полном согласии с замыслом хореографа. Экзальтация танца легкой Майи Думченко в Allegro "Серенады" выглядела уместной. Еще более кстати пришлась невозмутимая несуетность Вероники Парт.
Всеми ожидаемая Ульяна Лопаткина танцевать премьеру не смогла из-за травмы. Ее заменила Светлана Захарова — без сомнения, одна из самых перспективных балерин Мариинки. Для нее не существует технических препятствий. Среди уязвимых по внешним данным прим Мариинки она выглядит эталоном балерины. Ее главный недостаток (неумеренная эксплуатация гигантского шага) — в сущности, продолжение ее достоинств.
Увлекшись в легком вальсе "Серенады" шпагатными разрывами, Захарова не успевала фиксировать позы, не замечала полутонов и, не обладая актерской органикой, с избыточной активностью "играла" эмоции, переключая внимание публики с самодостаточных движений на неуместную у Баланчина мимику. Все эти рудименты советской исполнительской манеры изжить довольно легко. Очевидно, скоро двадцатилетняя прима поймет, что сильнодействующие средства надо использовать скупо, что секрет Баланчина — в контрастах: мгновенных переменах темпа, в мягкости рук при отчетливости работы ног, в синкопах, чередующихся с метрической правоверностью, в умении крошечный нюанс сделать более значимым, чем широкое "большое" па. Основания для оптимизма есть: в возобновленном "Апполоне Мусагете" ее Терпсихора вызвала наибольший интерес.
Но это уже другой балет и совсем другая рецензия.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА