Говорит представитель Курчатовского института
12 лет прошло после чернобыльской трагедии, а злополучный четвертый блок остается нерешенной проблемой для всего мира и грозит новыми трагедиями. Защитное сооружение, спешно возведенное над останками разрушенного реактора,— так называемый саркофаг (или укрытие) — может просто рухнуть уже в этом году. Уже есть заметные деформации конструкции. В саркофаге может начаться спонтанная ядерная реакция. Наконец, он продолжает загрязнять радиоактивными элементами почвенные воды. Все это сообщил нашему корреспонденту ИВАНУ Ъ-ШВАРЦУ самый информированный в Москве человек — руководитель постоянной группы специалистов Курчатовского института в Чернобыле АЛЕКСАНДР БОРОВОЙ.
— Насколько опасен саркофаг? Может быть, украинцы используют ситуацию вокруг него просто как средство выбить из Запада деньги?
— Реальная угроза обрушения саркофага действительно существует. Ведь саркофаг — это тяжелый металлический колпак, которым накрыли разрушенный реактор. Колпак опирается на остатки разрушенных стен здания станции. Сразу после катастрофы об исследовании прочности уцелевших стен не могло быть и речи. Слишком дорого бы пришлось заплатить за такие исследования под мощным излучением: вблизи этих конструкций человеческая жизнь измерялась минутами. "Перекрестясь", укрепили саркофаг на сохранившихся конструкциях. Все это простояло 12 лет и пока держится, а сколько еще простоит — сегодня никто не может определить. Уже есть заметные деформации конструкции. Украинские строители говорят, что вероятность обрушения в течение года — около 10%. Это при обычных внешних условиях. В случае шквала или сейсмических колебаний вероятность обрушения больше.
— А что произойдет при обрушении саркофага?
— Картина обрушения саркофага для спокойной погоды хорошо просчитана у нас, в Курчатовском институте, и в ФРГ — в Национальном центре контроля за безопасностью (GRS). Наши результаты почти совпадают с немецкими, они известны в МАГАТЭ. Последовательность событий будет такая. Поднимется облако радиоактивной пыли. Люди на станции получат за несколько минут сотни годовых доз. Большинство после этого станут инвалидами или погибнут. Потом облако будет оседать, концентрация радиоактивных частиц уменьшится. В радиусе 10 км доза облучения будет равной годовой нормативной дозе. До более или менее безопасного уровня радиация снизится к границе тридцатикилометровой зоны. В случае смерча или урагана радиоактивное облако унесет за пределы зоны отчуждения, но вероятность этого довольна мала.
— Чем еще, кроме обрушения, чревата ситуация с укрытием?
— Вторая опасность саркофага — опасность возникновения спонтанной цепной реакции. Если вода попадает в топливо, возрастает поток нейтронов, нарабатываются радионуклиды, в развалах возникает подобие реактора. Такой самостийный реактор может жить очень короткое время, потом "сборка" нагреется и сразу развалится. Излучение резко возрастет, и люди, которые в этот момент окажутся внутри саркофага, серьезно пострадают. Часть новых радионуклидов через щели может выйти за пределы саркофага. Снаружи саркофага доза облучения не превысит допустимой годовой дозы, и погибать от этого люди не будут. Опасность возникновения цепной реакции весьма гипотетическая, но ее нельзя исключать, поскольку мы обследовали далеко не все помещения внутри саркофага и нам многое неизвестно.
Наконец, третья опасность — загрязнение грунтовых вод. В саркофаг через щели попадают атмосферные осадки. Потом эта грязная вода попадает в грунт и растекается по большим площадям, загрязняя реки. Но похоже, что стоки из саркофага — не главный источник загрязнения грунтовых вод. Вокруг укрытия разбросано топливо, которое сейчас лежит прикрытое сверху слоем песка, щебня и бетона. Это топливо постоянно и беспрепятственно омывается дождями. Топлива раскидано довольно много, по нашим оценкам около тонны.
— Можно ли сказать, что процессы в саркофаге контролируются?
— Несколько лет подряд мы ведем так называемую разведку новых помещений. Находим относительно безопасные комнаты, очищаем их. Из этих комнат сверлим каналы к местам скопления топлива. В каналы вводим детекторы и таким образом пытаемся контролировать состояние топлива. Речь идет о нейтронных детекторах, детекторах гамма-дозы, приборах теплового контроля. Все сигналы от датчиков сегодня сводятся к единому пульту управления. Эта система контроля называется "Финиш". На самом деле — это, конечно, никакой не финиш. Сейчас работают около 50 детекторов. Полностью доверять можно показаниям лишь 20 из них. Для контроля ситуации это очень мало. Испытываем специальную систему для регистрации факта появления цепной реакции в завалах. Еще измеряется загрязненность воды радионуклидами и ураном, загрязненность воздуха, количество радиоактивных аэрозолей, выходящих через щели саркофага и трубу, загрязненность воды и воздуха на площадке объекта.
Общая картина довольно безрадостная. Все наши усилия после 1986-88 гг. больше похожи на оборону или даже отступление. Уже давно нет серьезных положительных сдвигов. После постройки саркофага ситуация только ухудшается. Конструкции стареют, загрязнение продолжается.
— Правда, что за 12 лет так и не удалось отыскать все ядерное топливо, которое было в реакторе?
— Всего топлива было около 200 тонн, из них 95% осталось на самой станции. По нашим оценкам, в нижних помещениях реакторного отделения осталось от 60 до 100 тонн. Все это залито бетоном. К этим помещениям не подойти — большие радиационные поля, а если все-таки подойти удается — мало что увидишь и измеришь. Наверху, в центральном зале у шахты реактора топлива лежит тонн 10 или 30. Там поля выше ста рентген в час, холмы материалов, сброшенных с вертолетов, разбитые строительные конструкции. Измерения проводить очень сложно. За минуты человек получает годовую дозу облучения. То есть найдено не более 130 тонн из 200.
— Для работы внутри саркофага вы используете какую-то специальную защиту?
— Все эти свинцовые фартуки совершенно неэффективны. Движения человека в тяжелой защите скованны и замедленны, на одни и те же операции уходит значительно больше времени, и в результате суммарная доза только возрастает. Единственное спасение — это быстрота действий. Наша обычная защита — тканевый респиратор от радиоактивной пыли.
— А почему нельзя просто залить бетоном саркофаг снаружи и изнутри?
— Это решение уже предлагалось российскими специалистами. Я не отношусь к его сторонникам. Звучит красиво, но как только начинаешь представлять детали, возникает масса проблем. При бетонировании образуются воздушные пузыри и пустоты, которые нарушат прочность всей конструкции — она может обрушиться. Нужно бурить скважины — выпускать воздух. Бурить скважины в саркофаге — дело не простое, придется очищать помещения от радиоактивности, продумывать технологии извлечения и захоронения активных кернов. В конечном счете необходимо либо облучать людей, либо тратить очень большие деньги. Мы несколько лет по крупицам собираем данные о находящемся внутри саркофага топливе. При бетонировании все топливо переместится, контроль за ним будет утерян. К тому же мы получим новую массу "грязного" бетона, который потом придется также разбирать и захоранивать.
— Сейчас Запад выделил $750 млн на модернизацию саркофага. Зачем, если прямой угрозы европейцам нет?
— По-моему, всем нужна окончательная санация Чернобыльской АЭС и преодоление "синдрома Чернобыля" в общественном сознании. В этом заинтересованы все компании, ориентированные на ядерные технологии. Я часто бываю в США — там никто не знает слово "Украина", но все знают слово "Чернобыль". Ясно, что если дело дойдет до гибели сотен людей на станции в момент обрушения саркофага, это нанесет новый удар по ядерной энергетике во всем мире.
— Что вы думаете о плане модернизации саркофага, который финансирует ЕБРР?
— План СИП (Shelter Implementation Plan) — это рассчитанный на восемь лет проект трансформации саркофага в экологически безопасное и стабильное сооружение. О финансировании работ договорились США, Канада, страны Западной Европы. Я не считаю этот план необсуждаемым законом, хотя большинство администраторов относятся к плану именно так.
— Ваши предложения совсем не отразились в этом проекте?
— Напротив, список мероприятий по плану СИП на 80% состоит из разработок Курчатовского института и смежных организаций, но, на мой взгляд, нужно поменять приоритеты. Важно не просто потратить $750 млн на то или иное строительство, а гарантировать стабильность укрытия на ближайшие 15-20 лет. Для этого нужно целенаправленно укрепить строительные конструкции, связать плутониевую пыль специальными составами, ввести в скопления топлива нейтронные поглотители. Это сделает ядерную опасность практически неосуществимой. Следует отработать технику разборки саркофага. За эти 15-20 лет люди поймут, что делать дальше.
А сейчас важно понять, что даже если все деньги пойдут на дело, добиться полной санации саркофага за $750 млн не удастся.