Самое грязное место на планете — под Челябинском
Первый "чернобыль" Россия пережила за тридцать лет до 1986-го. В 1957 году на территории плутониевого комбината "Маяк" возле Челябинска взорвалась емкость с радиоактивными отходами, часть которых осела на площади около 23 000 км2 и позже получила название "восточноуральский радиоактивный след". Вместе со сбросами радиоактивных отходов "Маяка" в реки авария сделала этот район самым "грязным" местом на планете. Именно здесь еще при СССР начались закрытые исследования долгосрочных эффектов радиации. О своей работе под Челябинском корреспонденту Ъ ВЕРЕ Ъ-ЯЩЕНКО рассказывает заведующий лабораторией экологической генетики Института общей генетики, президент радиобиологического общества России ВЛАДИМИР ШЕВЧЕНКО.
— Владимир Андреевич, когда вы впервые побывали в районе "Маяка"?
— В начале 60-х в группе исследователей под руководством академика Дубинина. Мы отправились в район восточноуральского следа для изучения влияния радиации на растения и животных. Это были первые такие исследования, что называется, на натуре. До этого мировой опыт наблюдения за радиационными последствиями был очень незначительным. Да и тема эта во всем мире была закрытой. Сведения в литературе по теме были крайне противоречивыми и обрывочными, в основном по ядерным объектам США, полигонам на Маршалловых островах, острове Бикини. Наша задача состояла в том, чтобы собрать свой материал, а затем сравнить с имеющимся мировым.
— Что дали эти первые работы?
— Мы сразу же обнаружили следы явного радиационного поражения при высоких уровнях облучения: погибли сосны, а березы были сильно поражены, причем известно, что береза в несколько раз более стойка к воздействию радиации, чем хвойные породы деревьев. Мы изучали различные хромосомные изменения и другие генетические повреждения различных уровней для объектов флоры и фауны. Вывод был неутешительным: радиацией было затронуто все живое сообщество. Обнаружились нарушения у животных и рыб в половой и соматической сферах. Налицо были интенсивные мутационные процессы, эмбриональные повреждения — большое число мертвых зародышей — у животных и рыб. Причиной таких последствий стал включившийся в экосистему стронций-90, бета-излучатель и самый сильный мутаген.
— Что стало главным объектом дальнейших исследований?
— Проблема воздействия "хронического" облучения, или, иначе говоря, проблема накопления малых доз радиации. Было понятно, что надо разделить два типа воздействия: когда человек "хватает дозу" при аварии и когда повышенная радиация сопровождает его долгое время. Оказывается, при малых интенсивностях мутационный эффект в расчете на единицу накопленной дозы выше, чем при разовом жестком облучении. Эту зависимость мы установили на ВУРСе еще в 1970-е годы. Она была подтверждена на десятках различных объектов (растения, рыбы, животные) практически всюду, где проводились исследования.
— Какова судьба людей, попавших в зону челябинского загрязнения?
— В основном они давно выселены. Сейчас самый близкий к комбинату "форпост", принимающий на себя удар радиации — это деревня Муслюмово в 79 км от комбината по реке Тече, в которую в свое время сбрасывались радиоактивные отходы. Там порядка 3000 жителей. В Муслюмово мы работали в местной больнице. Ну и насмотрелись, и наслушались всего. Скажу прямо: последствия воздействия самые тяжелые. Горе в каждой семье — здоровых людей там нет и быть не может. Уехать в "чистое" место без финансовой помощи они не могут. Вот и живут.
В 1993-1994 годах мы провели цитогенетический анализ крови жителей Муслюмово. И установили, что в результате воздействия ионизирующего излучения частота хромосомных нарушений здесь в 10 раз выше, чем у контрольной группы. В Муслюмово сейчас, как я слышал, существует женское объединение "Мы не хотим рожать мутантов". Его цель — добиться статуса пострадавших от радиации, что означало бы получение льгот.
— Вам никто не мешает работать?
— Мне, а точнее нашему академическому институту, никто не мешает, но и не помогает. Эпоха секретности закончилась, мы можем участвовать во многих проектах, но в России исследовательские проекты получают очень слабую поддержку. В 60-80-е годы мы ежегодно снаряжали несколько экспедиций, на места отправлялось оборудование, транспорт, приборы, велась большая полевая работа. Как, например, в Чернобыле. Сегодня Союза больше нет, и мы не можем так запросто поехать в заграничную Украину для продолжения исследований. От прекрасно оснащенной лаборатории в Чернобыле сейчас почти ничего не осталось — она практически растащена. На Урале есть отличная лаборатория, но она законсервирована. Между тем наблюдения за популяциями прерывать нельзя. Не от хорошей жизни много сотрудничаем с западными коллегами. Не секрет, что Запад рассматривает нас, с нашими ядерными авариями, как своеобразный испытательный полигон.
Явного политического давления мы не испытываем. Но есть другие проблемы: российские ведомства, надзирающие за радиационной безопасностью, постоянно завышают допустимые нормы воздействия ионизирующего излучения, совершенно не согласовывая нормативную базу с учеными. Первый пересмотр был в 1952 году, когда закончился широкомасштабный сброс радиоактивных отходов в Течу и жители ближайших деревень были отселены. В дальнейшем нормы увеличивались не один раз.