Фестиваль балет
В гамбургской Staatsoper пятичасовым гала-концертом завершился традиционный двухнедельный фестиваль Ballett-Tage ("Дни балета"), которым уже в 38-й раз радует своих почитателей интендант Staatsoper и глава Гамбургского балета Джон Ноймайер. Из Гамбурга — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
Этот колоссальный балетный фестиваль Джон Ноймайер учредил в совсем не балетном городе в 1975 году — во второй сезон своего пребывания в должности руководителя Гамбургской труппы. С первого же раза событие переросло городской масштаб, став заметным явлением мирового балетного театра. С тех пор ежегодно Гамбургский балет представляет на Ballett-Tage свою премьеру, а венчающий "Дни балета" грандиозный гала-концерт носит имя кумира хореографа Ноймайера — Вацлава Нижинского. Название отнюдь не означает, что в каждом "Нижинский-гала" обыгрываются мотивы, связанные с российским гением. Темы Ноймайер придумывает каждый раз разные, общим свойством концертов является разве что их гигантская протяженность: старожилы припоминают гала, растянувшийся на шесть с лишним часов. Но балетный марафон зрителей не отпугивает. Напротив, весь сезон публика нетерпеливо ждет и благоговейно предвкушает "Нижинский-гала" как некую радостную и торжественную мессу.
В этом году пятичасовой концерт был назван "Диалоги". С подзаголовком "Танец — музыка — эмоция", расширяющим тему до беспредельности, ибо любая балетная абстракция вступает в какие-то отношения с музыкой, а эмоции способен вызвать и выразить даже классический тренаж. Вероятно, подзаголовком объединили иноземных гостей, не поменявших ради названия концерта свой фирменный репертуар. К примеру, солисты Балета Сан-Франциско Ванесса Захорян и Давид Карапетян чистенько исполнили генделевскую "Чакону" в постановке Хельги Томассона, которая представляет собой не что иное, как расписанный по ролям балетный урок. А прима Мариинки Ульяна Лопаткина, станцевавшая адажио из баланчинских "Бриллиантов" в сопровождении Данилы Корсунцева (почти демонстративно не замечая этого сопровождения), выдала безукоризненную формулу классического танца, совершенно абстрагированную от случайных эмоций. Впрочем, Лопаткина принципиально недиалогична. В знаменитом ноймайеровском па-де-де под названием "Павлова и Чекетти" ее Павлова, пришедшая на урок к Чекетти (Иван Урбан), игнорировала педагога с олимпийским спокойствием, ясно давая понять, что по части классики сама способна научить кого угодно.
Однако Джон Ноймайер, выстраивая программу, явно имел в виду диалоги в самом прямом смысле — как танец нарративный, танец--выяснение отношений. В гала-концерте его труппа исполняла самые яркие фрагменты из сюжетных балетов Ноймайера, начиная с новинки этого сезона — слезовыжимающей мелодрамы "Лилиом" — и заканчивая ранним "Сном в летнюю ночь" (1977), в котором лицедейство балетных артистов достигает фарсового бесстрашия. В столь обширном дайджесте авторской хореографии был серьезный риск: мало найдется на свете балетмейстеров, способных заполнить своими произведениями пятичасовой вечер, не рискуя нагнать скуку собственными штампами и клише. Однако Джон Ноймайер — хореограф удивительный: берясь за очередной сюжет, он всякий раз кардинально перестраивает свою лексику, так что босоногий диалог Кости Треплева и Нины Заречной кажется поставленным совсем иным автором, чем, скажем, торжествующе-классичное свадебное па-де-де Ипполиты и Тезея.
И тут следует в очередной раз развеять наше национальное заблуждение насчет того, что на Западе, мол, танцуют чисто, но холодно, зато русские вкладывают в танец всю душу. Артисты Ноймайера, может, небезупречны по форме, возможно, уступают нашим по физическим данным и выучке (хотя, например, таким премьерам, как Тьяго Бордин и Элен Буше может позавидовать любая труппа мира), но по части актерского мастерства они составляют уникальный ансамбль. И это тоже фирменная черта хореографа Ноймайера, который выстраивает свои диалоги с дотошностью раннего Станиславского, находит пластический аналог любому движению души и умеет добиться от исполнителей скрупулезной передачи задуманного и поставленного текста. Актеров-харизматиков, дар которых многократно усиливает его хореографию, Джон Ноймайер ценит на вес золота, не торопясь выводить на пенсию. И действительно, трудно представить гомосексуальный дуэт из "Смерти в Венеции" без уникального Ллойда Риггинса и того сплава чувственности и восторга, которым он наполняет эту поразительную хореографию.
Однако главным "Диалогом" на этом гала стал одноименный балет, поставленный Джоном Ноймайером для Дианы Вишневой и Тьяго Бордина в прошлом году, уже обкатанный ими в России, но впервые представленный в Гамбурге. Этот 25-минутный дуэт на музыку Федерико Момпу (можно сказать, трио, потому что фортепиано Алексея Гориболя оказалось полноправным участником событий) был выделен в самостоятельное отделение. В сравнении с российской премьерой "Диалог" окреп, оброс новыми нюансами — ссоры и примирения героев перестали казаться столь однообразными. А их истошность, слегка шокировавшая российских зрителей, ждавших от постановки Ноймайера большей тонкости, в Гамбурге оказалась как раз к месту — зал взорвался шквалом аплодисментов.
Впрочем, благодарность немецкой публики Джону Ноймайеру уже не зависит от конкретных свершений очередных Ballett-Tage: 17-минутная овация, завершившая "Нижинский-гала" за полчаса до полуночи, была знаком самой искренней любви горожан к почетному гражданину Гамбурга, в одиночку превратившему портовый город в балетную цитадель.