Сегодня в рамках Третьего международного театрального фестиваля имени Чехова в Москве открываются гастроли всемирно известного Тбилисского академического театра имени Шота Руставели. Первый спектакль, "Ламара" по пьесе Григора Робакидзе, должен был быть показан вчера. Однако декорации по пути в Москву были задержаны российской таможней в Новороссийске. Обозреватель Ъ РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ встретился с художественным руководителем Театра имени Руставели РОБЕРТОМ СТУРУА именно в тот момент, когда стало ясно, что к запланированному времени груз в Москву не поспеет.
— Мы можем сколько угодно говорить о едином культурном пространстве, но политическая реальность дает о себе знать. Что для вас вообще значит эта граница между Россией и Грузией, как вы ее ощущаете?
— Не хочется говорить о политике, но что поделаешь... Мы и с артистами это вчера обсуждали. На границе происходит что-то странное. Я не обсуждаю знаменитую историю со спиртом, хотя, думаю, и она была намеренно раздута. Но здесь ведь едут просто театральные декорации! Тем более что в сопроводительных бумагах черным по белому написано: досмотр должен быть проведен в Москве. Может быть, это простое вымогательство, не знаю. Я довольно спокойно сейчас все это воспринимаю, потому что подобное с нами не раз происходило. Вот, например, мы недавно ехали на гастроли в Киев. И когда на русской границе таможня выяснила, что грузины едут на гастроли на Украину, декорации были задержаны на неделю. А мы сидели в Киеве и ждали.
— Вы, конечно, обиделись. И правильно сделали.
— Мне хотелось бы выразиться деликатно. Это те моменты, когда чувствуешь себя напрасно ущемленным. И думаешь тогда: если меня так обижают, стоит ли приезжать вообще? Не скрою, есть такие настроения и внутри театра. Но поддаваться им нельзя.
— Пять лет назад вы поддались. Тогда проходил первый Чеховский фестиваль, и грузинские театры в последний момент отказались ехать по политическим мотивам.
— Я, кстати, тогда оставался в меньшинстве и считал, что нужно все-таки ехать в Москву несмотря ни на что. Но этот вопрос решали сообща, демократическим голосованием. И тогда, и сейчас я повторяю: не хочу терять друзей, не хочу терять всего, что дала мне Россия и ее культура как художнику. Не стану хвалить русскую культуру, это глупо, она в похвалах извне не нуждается. Часто приходится видеть, как приезжает какой-нибудь наивный, полуграмотный американец и начинает хвалить русскую культуру. А русские почему-то млеют. Мне же становится смешно...
— Вы уже осознали до конца, что Москва — заграница?
— Конечно, нет. Это невозможно осознать тем, кто жил в той общей большой стране. А уход из нее я всегда сравниваю с решением сына уйти из родительского дома и жить своей семьей. То, что произошло, можно считать действием биологического закона. Сначала кипят обиды, а потом становится понятно, что так стало лучше всем: и родителям, и детям... Не хочу говорить о политике.
— Давайте о театре. Как изменились взаимоотношения публики и театра в Тбилиси? Чего ждет зритель от театра?
— Во всяком случае, не только развлечений. Но и копаться в собственных ранах он не хочет. Нашему театру жаловаться на недостаток внимания не приходится, зал почти всегда полон. В других тбилисских театрах, кстати, происходит то же самое. Правда, мы играем всего три дня в неделю... Я считаю, что если публика не ходит на хороший, профессионально сделанный спектакль, значит, не так уж он хорош. Надо пытаться говорить о том, что действительно волнует людей. Но говорить не впрямую. Вот театр привозит в Москву спектакли, вроде бы абсолютно далекие по своим сюжетам от сегодняшней реальности. Но мы, помимо прочего, касаемся и темы ложного патриотизма.
— По-вашему, некий истинный патриотизм все-таки существует? Не всякий ли патриотизм ложен?
— Есть патриотизм, связанный с семьей и друзьями. Но шире я уже заходить не хочу, это опасно. Тот взрыв шовинизма, который пережила Грузия, сам народ в себе и поборол. Некоторые, конечно, до сих пор не поняли, как это ужасно. Я никогда раньше не предполагал, что грузины могут стать толпой, быдлом. Увы, это произошло, к счастью, на время. Но для меня даже такое временное омрачение разума у людей стало большим, трудно переносимым ударом. Хорошо, что молодежь оказалась зараженной этим страшным вирусом меньше, чем старшее поколение. Кажется, мы опять съехали на политику.
— Все, теперь только об искусстве. Но, кстати, о молодежи. У вас есть ученики в Грузии, вы ведете мастер-классы за рубежом. Что в новом поколении режиссеров вас радует и что огорчает?
— Они придумывают очень интересные вещи. Но часто отталкиваются не от материала, который ставят, а только от собственной фантазии. Им очень хочется рано вырваться вперед, быстро стать известными, немедленно крикнуть на весь мир о том, что их переполняет. Мне кажется, что всерьез заниматься режиссурой можно только лет с тридцати. Нужно потерпеть. Потому что эта профессия, возможно, больше чем все другие, требует присутствия личного, незаемного жизненного опыта. А молодые артисты жаждут искать себя сразу во всех направлениях и жанрах, не терпят ограничений. А режиссеры выбирают что-то одно и долбят, долбят в одну сторону... Правда, несколько последних лет я работаю в своем театре в основном с молодой частью труппы.
— Почему? "Старики" не поспевают за временем?
— У нас много прекрасных актеров старшего поколения. Но я однажды понял, что руководитель театра, не занимающийся много с молодыми, оставляет после своего ухода на месте этого театра руины, дымящиеся развалины.
— Вы, с одной стороны, руководите репертуарным театром, с другой, много работаете в разных странах как приглашенный режиссер. Не кажется ли вам, что наша общая система репертуарных театров отживает свой век?
— Репертуарные театры иногда вырождаются и мертвеют. К чести нашего Театра имени Руставели должен сказать, что он каждые пятнадцать лет меняется. В нем живет какая-то постоянная внутренняя воля к обновлению.
— Ваш театр имеет статус национального театра Грузии. Можете ли вы как-то сформулировать, в чем заключается суть национальной грузинской театральной традиции.
— Это трудно. Я вспоминаю слова знаменитого эстонского режиссера Каарела Ирда. Он шутил, что все национальные театры похожи друг на друга, как похожи все национальные музеи. Надо быть подальше от этнографии. Когда Параджанов поставил "Тени забытых предков", я спросил его, откуда он так хорошо знает национальные обычаи гуцулов, это же западная Украина. А он в ответ махнул рукой и сказал, что половину выдумал. Выглядел же фильм так, как будто он все очень тщательно изучил. Так что, думаю, нельзя сознательно сверяться с национальной традицией и специально заботиться о ней. Это происходит естественно, подсознательно.
— Вы сейчас репетируете в московском театре "Сатирикон" шекспировского "Гамлета" с Константином Райкиным в заглавной роли. Вы сами выбирали пьесу для постановки?
— Да. Меня звали многие московские театры, но я выбрал "Сатирикон". По-моему, Константин Райкин пытается сейчас изменить имидж своего театра. Мне захотелось помочь ему, принять в этом деле участие. Тем более что я очень люблю его как актера.
— А как вы вообще выбираете, что ставить?
— Сложно. Иногда, если в голове есть четыре-пять названий, просто отдаюсь воле случая и бросаю жребий: пишу названия на бумажках и потом одну вытаскиваю...
Спектакль Тбилисского театра имени Шота Руставели "Ламара" показывают сегодня. "Женщину-змею" можно увидеть 18 и 19 апреля. Гастроли проходят на сцене Театра имени Моссовета (ул. Б. Садовая, д. 16)