"Хованщина" в постановке Мариинского театра
На следующий день после "Летучего голландца" труппа Мариинского театра исполнила на сцене Большого "Хованщину" Мусоргского. В репертуарном списке обменных гастролей это единственная из русских опер прошлого века, которую Мариинка решилась представить в ряду Вагнера, Прокофьева и Шостаковича. Очевидно, громкая слава московской "Хованщины" в постановке Покровского и Ростроповича (1995) заставила Валерия Гергиева пойти на соревнование и показать возобновленный спектакль Леонида Баратова (реконструкция 1988 года).
Баратовская "Хованщина" идет в Мариинке с незапамятных времен. Может, и была бы ей судьба тихо сойти со сцены, не вздумайся Гергиеву поставить в родных стенах полную антологию опер Мусоргского. Такую необходимость маэстро объяснил интересами молодых певцов, привлеченных к малознакомой им русской опере ценой глобального мастер-класса. Со временем филантропические коллизии Гергиева сменились новыми планами, а от "полного" собрания Мусоргского осталась "Хованщина" (возобновленная в 1988 году) с выцветшими державными декорациями, новосшитыми яркенькими костюмами и замечательной коллекцией голосов.
Лучшие из них — бас Владимир Огновенко (князь Иван Хованский) и меццо-сопрано Лариса Дядькова (Марфа) — даже познали опыт "сдачи в аренду": в 1995 году их принимал Большой театр на московской "Хованщине" в постановке Ростроповича и Покровского. Сейчас нет смысла поминать их тогдашний успех, потому что сразу по отъезде Ростроповича солисты были возвращены Мариинке, а московский спектакль сдулся, оставив лишь воспоминания по сверхточным образным характеристикам, превосходному вокалу и неслыханно качественной (за последние 20 лет) игре обычно загибающегося оркестра.
На таком фоне более высокие исходные данные Мариинки обещали в "Хованщине" кучу впечатлений, но случилось печальное: опера буквально развалилась на глазах. Вместо обещанного программкой хронометража — 4 часа 10 минут — спектакль удлинился на две трети часа. Откуда взялся такой кусок времени, понятно. Телега "Хованщины" не совершила ни одной попытки выйти из анемичной тряски лихорадочно распадающихся голосовых и инструментальных тембров, лишенных энергической дирижерской воли и вынужденных бряцать и клацать в свободной и вялотекущей эмпирике. Кто бы мог подумать, что столь уместное накануне табло, на котором высвечивался текст "Летучего голландца", было бы еще более уместным на русскоязычной опере в исполнении русскоязычных певцов. Увы, сидящим в партере монголоидным дамам в гипюре всю дорогу приходилось комментировать друг дружке весьма приблизительно угадываемое движение сюжета.
Формальная логика постановки развивалась в полном соответствии с инструментовкой Шостаковича и не искореженным либретто Мусоргского. Например, в финале не было разбухшей, как у Ростроповича, концовки — с повторением увертюры, хором пришлых людей и преображенским оркестром. Кстати, на московской премьере духовой бэнд под управлением Андропова играл не в пример лучше. Первый и второй акты дополнили только два второстепенных персонажа, привнесенных в партитуру Шостаковичем,— немецкий пастор и старая раскольница Сусанна. Но полная отклеенность всех элементов звуко-сценического комплекта превратила оперу в музифицированный комбинат. Цех по огранке специфически русских характеров возглавили остолоп-хулиган Иван Хованский — Владимир Огновенко, подлец-лицедей подьячий — Константин Плужников. Цех по производству специфически русской лирики и самоотверженности — Марфа (Лариса Дядькова). Цех по актуализации специфически русского чтива в духе Пикуля — князь Голицын (Гегам Григорян), Досифей (Михаил Кит) и опять-таки старший Хованский.
Единственно вменяемому на сцене боярину Шакловитому в исполнении Николая Путилина удалось превосходно отпеть арию из второго акта, но не удалось правдоподобно убить Хованского. Хор то пел (мужской), то плясал (женский — второй акт), то рыдал (и тот, и другой), но всегда казалось, что все его выходы не более чем попытка разбить концентрированные моно- и диалоги солистов гала-концертной разухабистостью.
Собственно, чему удивляться? Пока есть хорошие певцы — всегда можно вырулить на их авторитете: вместо оперы хороший гала-концерт — тоже сильно. Пока в репертуаре есть "Хованщина" — всегда можно сделать кассу на иностранцах, а перед своими отговориться "Парсифалем" и "Голландцем". Тем более что опера самобытнейшего из русских гениев (Мусоргский так и не овладел искусством оркестровки и потому приобщил к своим клавирам фактически всех великих ХIХ и ХХ веков — от Римского-Корсакова до Равеля, Стравинского и Шостаковича) действительно требует много работы, соответственно, много времени. А где ж его взять Валерию Гергиеву?
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ