Откатав мировое турне и записав в Германии телеверсию "Оперы призраков" китайского американца Тана Дуна, "Кронос-квартет" приехал в Москву и дал две программы: "Оперу призраков" в подборке с серией произвольно набранных пьес (в театре им. Моссовета) и антологию квартетов Альфреда Шнитке (специально подготовленных "Кроносом" для Большого зала консерватории).
К фирменной экзотике "Кроносов" москвичи оказались предрасположены больше, чем к целенаправленной монографической акции квартета, всерьез пожелавшего вернуть живого классика Альфреда Шнитке его родной аудитории. В целом реакция Москвы не удивляет. "Кронос" 25 лет занимается тем, что ломает границы между музыкой разных авторов, разных народов, разных социовозрастных групп. Взамен дифференцированного авторского творчества он предлагает свободные комбинации имен и стилей, вываренных в мультикультурном бульоне, запанированных всякий раз в неповторимую концепцию и выложенных аппетитной шоу-горкой в виде деликатесов, вкус которых одинаково приятен и плебею, и эстету.
Последний диск "Кроноса" — "Ранняя музыка" изумил пожирателей звукового бестселлера совершенством надысторического сюжета, скомбинированного из идеальной подборки номеров, каждый из которых принадлежит либо древней (фольклорно-анонимной), либо ранневозрожденческой (авторской), либо современной (профессиональной) традиции. Все вместе они представляют уникально ровную диаграмму глобального звукового пространства, изученного с помощью одного рецептора — струнного квартета "Кронос", отпраздновавшего этим диском очередную победу исполнителя над автором, сочинителя концепции над сочинителем музыки, анонима над запатентованным профессионалом. (Разработкой идеи "Ранней музыки" занимался Дэвид Харрингтон — первая скрипка и интеллектуальный лидер "Кроноса".) Полифония Генри Перселла оказалась способной на такой же ритуально-активный "завод", как и традиционная шведская музыка; структурная аскеза Кейджа вполне родственна звуковой аскезе средневекового Перотина, космические призвуки тувинского пения фонически близки фобурдонам, остинато и континуумам Гийома де Машо.
Именно эти ощущения дополнил первый концерт "Кроноса" в театре им. Моссовета. Отзвучавшие в первом отделении пьесы американцев Кена Валицки (Нада Брахма) и Терри Райли (Песня Соль), венгра Белы Бартока (Квартет #3), новозеландца Джека Бади, константинопольской аббатиссы Кассии и Альфреда Шнитке (квартетная аранжировка вокального опуса "Книга скорбных песнопений") стали продолжением по сути одного и того же бесконечного, экуменически колоритного ряда. На сцене — картинка из "Вавилона-5": четыре кресла с космонавтами-исполнителями, обложенными наушниками и аппаратурой. На слуху — сбалансированные расщепления звуков, графика сверхточных унисонов, типовой кроносовский саунд (даже плохая аппаратура была не помехой исполнительскому совершенству).
После прошлогоднего шороха, наведенного в московской аудитории абсолютным подобием квартета собственным записям, второе отделение показало "Кронос" как бы в разъеме между "Кроносом" слышимым и "Кроносом" видимым. В записи "Опера призраков" Тана Дуна воспринимается поверхностным комбинированием причиндалов Востока (пипа — китайская лютня) и Запада (струнный квартет); природы (камни, вода) и цивилизации (бумага); анонимного традиционализма (звуки-сигналы, импровизация) и авторского индивидуализма (Шекспир, Бах). Но зрелище-перформанс сделало этот комплекс гораздо более изощренным. Не за счет так называемой сценографии (белые полотна ткани и бумаги, тазы с подсветкой были, скорее, в духе самодеятельности), а за счет интенсивной партнерской динамики, невероятно красивого смещения функций звучащего с говорящим, поющего с льющим, движущегося с сидящим, орущего с молчащим. Совершенным потрясением стала Ву Ман (пипа — китайская лютня, вокал), в игре которой покорность восточной красавицы идеально слилась с супертехничным рок-драйвом. Стучали камни, капала вода, шелестела лютня. Был черный "Кронос". Была белая пипа. Народ ревел, забыв о полуторачасовой отсрочке концерта и об отсиженных ногах.
Что после этого Шнитке? Конечно, много. И, конечно, мало. Быть может, оттого, что асоциальность самого "Кроноса" меньше всего соотносится с общественным шлейфом искреннейшего из романтиков эпохи застоя. Быть может, оттого, что популярность "Кроноса" завоевана отнюдь не силой академического жеста. Быть может, оттого, что усиление было предельно минимальным. Так или иначе, но антологию квартетов Шнитке в исполнении "Кроноса" всего лишь оценили по достоинству. По-настоящему зал завыл только на бисах — композиции суданского автора, хулиганской беззвучной "наколке" Джона Зорна и знаменитой обработке Джимми Хендрикса.
При всем мастерстве и фантастическом ансамблировании в Шнитке "Кроносу" не удалось приблизиться к границам откровений, на которые лет пятнадцать назад были способны наши исполнители. Хотя и из них никто бы не отважился во время оно сыграть его музыку так отстраненно от ее оппозиционного контекста, от болезненной истерики, от пафоса, опасно граничащего с публичным раздеванием. Сложнейшим галлюцинациям воспаленного сознания "Кронос" противопоставил невероятное множество текстовых подробностей, выведенных на нотной бумаге. Но ему-то хорошо известно, что бумага и ноты — всего лишь материальные атрибуты авторства.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ