Девочке два года. У нее тяжелый порок сердца. Правый желудочек сердца у нее есть, а левого желудочка нету. В двухмесячном возрасте ей уже сделали одну операцию, благодаря которой Полина вообще жива. И нужно оперировать еще раз, но российские врачи медлят, ждут, пока девочка подрастет. Тогда как немецкие врачи говорят, что оперировать надо как можно быстрее. Состояние Полины ухудшается, девочка слабеет, чем позже сделать операцию, тем меньше шансов.
Это не дети. Это как если бы у ослика из мультфильма "Шрек" была еще точно такая же, как он, младшая сестренка. Дело происходит у Тарасовых на даче под Клином. Маленький летний домик и, стараниями бабушки, в идеальном состоянии огород. Лук, чеснок, картошка, клубника, теплицы с помидорами, теплицы с перцами — на каждом квадратном метре растет что-нибудь полезное. Плюс цветы. А посреди огорода дети Саша (пяти лет) и Полина (двух лет) разворачивают бурную деятельность, так что я не успеваю уследить, когда они перестали катить по междурядьям тачку и откуда достали вдруг велосипед.
Саша спрашивает:
— А вы какие гости? А вы откуда приехали? А вы надолго приехали? А вы на машине приехали? А вы на какой машине приехали?
У Саши еще в руках страшные роботы, и он еще горланит песню "Я шоколадный заяц, я ласковый мерзавец".
Полина точно такая же. Только не говорит пока членораздельных фраз, и оттого горланит не про ласкового мерзавца, а просто так — звуки.
— Ой,— говорит Саша, налетев на обеденный стол и перевернув на себя стакан воды.— Куда же я пойду теперь мокрый? — И сам себе отвечает.— В тюрьму!
Полина точно такая же, только говорит не фразами, а отдельными пока словами. Пока пятилетний старший брат готовится к аресту, девочка залезает на песочницу и принимается прыгать. Песочница накрыта фанерным листом, лист пружинит, и получается что-то вроде батута или подкидной доски. Девочка прыгает на доске, выкрикивает слова "ты" (цветы), "то" (торт), "ти" (птицы). И получается весьма жизнеутверждающее описание мира: вот сейчас, в этом нашем полном цветов саду, под пение птиц мы будем есть вкусный торт.
— Ты! То! Ти! — прыгает, указывает пальцем то на клумбы, то на стол, то на небо. А потом падает навзничь на эту свою фанеру, лежит, раскинув руки, и шепчет: — Ти! То! Ты!
Через пару минут мы уже пьем чай под навесом и едим торт. Причем Саша, кроме торта, ест еще гороховый суп со сметаной, несмотря на папины уверения, что в гороховый суп не добавляют сметану. А Полина, кроме торта, ест бутерброд с колбасой и малосольный огурец. Огурец она ест — как бы это объяснить? — изнутри, выгрызая мякоть и оставляя кожуру. Потом ложится к маме на колени и продолжает жевать лежа.
Еще через минуту Полина уже лезет в маленький детский домик, чтобы достать куклу, которая на ее языке называется "бэби". Причем лезет через окно, заваливается внутрь домика головой вниз, так что из окошка торчат только ноги, и приходится папе доставать Полину из домика и нести на руках к умывальнику, чтобы отмывать нос, измазанный кремом, колбасой, огурцом и песком.
Еще через минуту Полина бежит по огороду, залетает в теплицу с перцами, садится на корточки и...
— Только не выкапывай там бабушкины перцы, пожалуйста! — говорит мама, спешит к теплице, берет Полину на руки и несет обратно к столу.
Но еще через минуту Полина опять бежит по огороду, размахивая лопатой и угрожая луку, помидорам, клубнике. Но вдруг сворачивает к дому, забирается в поддон детской коляски, где спит ее двоюродный брат-младенец, устраивается там, чтобы бабушка везла коляску, а Полина ехала бы зайцем, шоколадным зайцем, ласковым мерзавцем. Едет и поет.
Примерно через час в этих гостях я понимаю, что пятилетний Саша и двухлетняя Полина резвятся вроде как поровну, но Полина резвится как-то так, что то и дело оказывается лежащей то на фанерном листе, то на лавке, то у мамы на коленях, то у папы на руках, то в коляске у двоюродного брата.
Это вроде как игры и шалости. Но если Саша бегает и прыгает напропалую, то Полина половину времени лежит. Ее шалости и игры состоят из множества уловок, чтобы лечь.
Когда девочка бежит качаться на качелях, ее папа рассказывает мне, что к вечеру обычно Полина совсем устает. Когда пора идти спать, она поднимается в мансардную спальню и задыхается на каждой ступеньке. У нее такая одышка, что с первого этажа слышно, какое в спальне на втором этаже у девочки хриплое и тяжелое дыхание.
Пока мы разговариваем про одышку, Полина спрыгивает с качелей, подбегает ко мне и, отчаянно жестикулируя, принимается рассказывать, как побывала давеча в Московском зоопарке. Как видела там "ло" — слона (рука, приставленная к носу, изображает хобот), "во" — волка (растопыренные пальчики изображают зубы), "тю" — тюленя, который лежал на бортике возле своего бассейна.
Чтобы показать, как лежал тюлень, Полина ложится у моих ног на землю.