В день рождения Святослава Рихтера в Большом зале консерватории состоялся последний концерт мини-фестиваля, устроенного Тарусским фондом в память о великом пианисте. Галерею героев трех мемориальных концертов после Евгения Колобова и Курта Мазура увенчала Наталия Гутман, исполнившая симфонию-концерт для виолончели с оркестром Сергея Прокофьева.
Не будучи из разряда целиковых сольных программ виолончелистки, концерт все же подчинялся очевидному драматургическому crecsendo, неуклонно ведущему к ее появлению на сцене. И это естественно: Наталия Гутман — харизматический лидер того, что принято именовать рихтеровским кругом. Позади — ее тридцатилетние дружеско-сценические отношения с Рихтером. В настоящем — ее авторитетное положение в официальной табели о рангах, где близость к великому пианисту обыгрывается почти как анкетная данность, наряду с профессорским чином (Гутман является инициатором и руководителем междисциплинарного факультета), идейным руководством Кройтским фестивалем (Германия) и авторитетным покровительством ею ряда столичных музыкантов.
Два номера первого отделения — Академическая праздничная увертюра Шумана, с массой недоработок исполненная под анемичным руководством Александра Рудина, и брамсовский скрипичный концерт, дежурно отыгранный Виктором Третьяковым,— свидетельствовали лишь о наспех сколоченной программе из того, что лежало у исполнителей под рукой. Ни один из этих опусов не имел определенного отношения к тому, что призвано символизировать незабвенность памятного жеста. Хотя за участие в этом жесте исполнителей наградили бурными аплодисментами: публика, увы, еще не способна увидеть в том, что ей предлагают под рихтеровским соусом черты художественной неискренности и, увы, профессиональной заштампованности.
Сразу после антракта поступил ответ на неудачи первого отделения: неожиданно слаженный оркестр не оставлял сомнений — львиная доля репетиционного времени ушла на Наталию Гутман. Помимо огромного авторитета виолончелистки в глазах дирижера, очевидно, возымел действие и тот факт, что в персональной истории Рихтера симфония-концерт весьма знаменательна. Это был единственный рецидив пробы нового амплуа: в 1952 году на ее премьере Рихтер в первый и последний раз в жизни стоял за дирижерским пультом. Тогда на виолончели играл Ростропович.
Те, кто помнят это первое исполнение, вероятно, ощутили в гутмановской игре нехватку легкомыслия, аполитичности и стилизаторского гурманства. Традиционный пережим ораторской линии временами придавал ее сольным монологам мрачный жертвенный вид, закатывая под асфальт легкость прокофьевской фактуры. "Ползущие" позиции левой руки свидетельствовали о том, что техника виолончелистки подвергается постепенной коррозии. В отличие ее от императивного самоощущения. Всей своей игрой Наталия Гутман выражала такую "фирменную" цельность, энергию и волю, что, ей-ей, казалось крамолой упрекать ее в перехвате руководящей функции, а услужливого Александра Рудина — в отсутствии инициативы.
Во всей этой истории при желании можно усмотреть продолжение рихтеровской традиции: пианист открывал новое вместе с теми молодыми людьми, которые в равной мере обязаны ему и счастьем дружбы, и состоятельностью карьеры. Наталия Гутман — из их числа. Хороший виолончелист и посредственный дирижер Александр Рудин — то же самое по отношению к ней. Но концерт выстроил их отношения по законам, предельно далеким от рихтеровского партнерского великодушия. Взамен деликатного умения слушать и вторить нам предложили производственный сюжет с расписанными кадрами: "наставница" — "ученик", "локомотив" — "прицеп" и т. п. Хотелось возмутиться — почему так неоспоримы техничные монологи виолончели? Почему солирующий инструмент предпочитает диктовать, когда естественнее кривляться и дразниться,— делать то, к чему так располагает музыка Прокофьева и память о Рихтере? Ответ один: часть этой памяти уже выветрена. И то, что сегодня бывшие партнеры Рихтера сознательно восстанавливают столь презираемую им иерархию субординационных отношений говорит лишь о том, что в официальной табели о рангах появилось новое анкетное требование — принадлежность к рихтеровскому кругу.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ