Кшиштоф Пендерецкий в Петербурге
Петербургский визит пана Пендерецкого был выстроен достаточно четко. Мэтр выступил как слушатель собственной музыки в Малом зале филармонии, продирижировал хором Lege Artis и собственной Херувимской песней в Ротонде Мариинского дворца и, наконец, занял на весь вечер сцену Большого зала. Главным событием гастролей стала российская премьера его Третьей симфонии под управлением автора.
Третья симфония разрослась из Пассакалии 1988 года, заказанной к пятидесятилетию фестивального оркестра Люцерна. Окончательный пятичастный цикл — заказ Мюнхенской филармонии в честь столетнего юбилея — впервые исполнили в 1995 году. Петербургское исполнение осталось без единой круглой даты и даже без фестивальной "шапки". Просто симфония. Дирижирует автор.
Единственное, что могло вызывать опасения перед концертом,— участие Заслуженного коллектива филармонии, крайне редко имеющего дело с современными партитурами и совершенно непредсказуемого в отношениях с приглашенными дирижерами.
Как ни странно, но как раз к исполнителям претензий не возникло. Бодро, чисто и подвижно отыграв в первом отделении Восьмую симфонию Дворжака, оркестр с тем же веселым профессиональным безразличием приступил к свежайшей музыкальной материи; материя не сопротивлялась. Можно предположить, что слушателям досталось именно то, что имел в виду автор,— новое покушение на жанр симфонии больших идей.
Опус Пендерецкого анонсирован как неоромантический и может быть описан привычной терминологией "выразительной музыки" XIX века. Мрачные раздумья и пламенные стремленья сменяет растворение в природе с честными Naturlaute, потом еще более мрачные раздумья и еще более пламенные, на этот раз демонические стремленья. Способы составления частей так же безотказны, как логика цикла в целом: композитор щедро пользуется гипнотизирующими повторами, скандированием ритмических формул, тучными унисонами, продолжительными соло. Очень быстро, громко и долго играет ударная группа — как в джазе, пока не устанут. Виолончели и контрабасы с проповедническим пафосом произносят единственный звук, служащий темой Пассакалии.
Вера в животворящую силу неоэстетики приближает пародию к объекту пародирования. Близость, похоже, обоюдоопасна. Бывшие новаторы, заглянув в недавнее прошлое, подвергаются риску обвинения в ретроградстве.
Стиль Третьей симфонии Пендерецкого тянет на определение "неосоветский симфонизм" — с его преемственностью романтизму, пафосом согласно масштабу (и наоборот) и крепким доходчивым формальным решением. Стойкий навык восприятия подобных опусов, полное взаимопонимание в процессе и чувство глубокого удовлетворения по окончании — залог безотказного успеха у слушателя.
В публике и не скрывали радости узнавания: в законченную форму она отлилась в реплике "мастерство в карман не спрячешь", восторженно просвистевшей в толчее после концерта. Пусть стертые от употребления интонации исчезают из поля зрения, так и не задев воображения, зато понятно, что куда движется. С другой стороны, большие симфонии середины века (добавим к Шостаковичу Хиндемита и Онеггера) в свете освоения их лексикона неомэтром кажутся набором удобных и эффектных приемов для музыки больших страстей. Но скромного смысла.
КИРА Ъ-ВЕРНИКОВА