Приз столичной критики получил Клим
Недавно в Москве завершился фестиваль национальной театральной премии "Золотая маска". В Петербург уехали не только два главные награды — за лучший спектакль и за режиссуру,— но и учрежденный в этом году специальный приз критики. Каждый сделал то, что и должен был сделать по всем законам справедливости: официальное жюри отдало дань всемирно признанному театру Льва Додина, а тонкие ценители наградили экспериментатора и маргинала Владимира Клименко, известного под именем Клим. Поставленный им в питерском Театре на Литейном спектакль "Луна для пасынков судьбы" в Москве ждали особенно нетерпеливо.
Радуясь успехам Клима в Санкт-Петербурге (он выпустил там уже три спектакля), столичная критика мучается в то же время подсознательным комплексом вины перед ним. Он был последним, кто длил жизнь знаменитых "Творческих мастерских", которые в конце концов были уморены голодом безденежья. Активисты-энтузиасты прокричали об этом в малотиражных профессиональных изданиях, стукнули маленькими кулачками о пару высоких министерских столов и грустно вздохнули, когда в подвале одного из домов на задах милицейского ведомства на Петровке затихли последние признаки жизни. И тогда Клим исчез, решив сменить город.
А всего несколько лет назад этот подвал был едва ли не самым притягательным и таинственным местом театральной Москвы. В узких кругах гурманов имя Владимира Клименко звучало негласным паролем причастности к новейшим поискам. С небольшой компанией артистов Клим колдовал над драматургической классикой, в присутствии двух (а если потесниться, то трех) десятков зрителей неспешно, иногда по несколько вечеров, вполголоса путешествуя по "пространствам" пьес и тихо презирая крепкие сюжеты, за которыми в начале 90-х стали охотиться даже уважаемые академические сцены.
Там же, за кулисами сытых академических театров, Клима считали шаманом-любителем и презрительно осмеяли, когда в одном из интервью он честно заявил, что его не обижает, а даже радует, если пришедший в подвал зритель засыпает. Это значит, по Климу, что человек расслабился, отключился от напряжения будней, что в душе его наступил покой. Многочасовые спектакли-опыты Клима действительно созидали умиротворение, не прекращая при том серьезных театральных исследований. Тем, кто пришел провести "вечерок", в знаменитом подвале было тоскливо до раздражения.
Выходя с "Луны для пасынков судьбы", многие тоже капризничали вслух: скучно, мол, маловато действия, тихо, иногда надо напрягаться, чтобы услышать актеров. Кому-то не все было видно: зрители сидели прямо на подмостках, по трем сторонам игровой площадки, и когда правая "трибуна" смотрела на лица актеров, левая была вынуждена довольствоваться их затылками. Иных оскорбило, что первое слово было произнесено лишь на десятой минуте спектакля.
Со словами Клим обращается осторожно. Чем меньше над ним власть театрального "разговора", чем дальше уходит он от "литературного театра", тем ответственнее становится для него каждый произносимый звук. Пьеса для Клима по-прежнему не руководство к действию, а смысловое поле, в котором растворен собственно сюжет и в котором актеры осваиваются постепенно, долго приноравливаясь к конкретному, сегодняшнему воздуху спектакля, к конкретной, а не абстрактной тишине. Этот сценический раствор вроде бы прозрачен, его видно насквозь, как видно открытую сцену и пустой зрительный зал за ней. Но прозрачность этой "химии" обманчива, изощренного мастерства в ней не меньше, чем простодушия.
Колдуны обычно плохо себя чувствуют в учреждениях. Однако Клим, переехав в Петербург и попав в настоящий репертуарный театр, не только подтвердил верность своих интонаций, но и обнаружил резервы саморазвития. Конечно, многословная, тягучая драма Юджина О`Нила существенно им сокращена и положена на узнаваемую кантилену пауз, световых переходов, томлений, взглядов и ожиданий. Но актеры (работы Ольги Самошиной, Евгения Меркурьева и Михаила Разумовского "Масками" не отмечены, но отличаются умной чуткостью и вниманием к целостности режиссерского замысла) здесь не просто безымянные путники вне жанров и характеров. В спектакле Театра на Литейном Клим заключил с драматическим сюжетом взаимовыгодное перемирие.
История не разрушена, однако приглушена. Как глушит звук шагов покрывающий сцену войлок, как рассеивают остроту зрительского взгляда разбросанные по толстому серому половику камни. Свет стелется под ногами персонажей, которые не столько живут под луной, сколько ходят по лунной поверхности. Человеческая речь здесь не может сразу стать разборчивой, а сюжету достаточно всего один раз сгуститься в лирическую сцену двух главных героев, чтобы нежная, чувственная материя "Луны для пасынков судьбы" окончательно соткалась. Чтобы вдруг защемило сердце, чего вроде бы в экспериментальном театре случаться не должно. Чтобы даже видавшие виды критики не на шутку расчувствовались и по заслугам воздали победившему обстоятельства аутсайдеру.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ