Какой только ерундой ни прикинется рак, чтобы на первых порах никто не узнал, не заподозрил страшную болезнь. Вот у Ани он сначала прикинулся стоматитом: язвочки во рту, противно, больно, но ничего, вот-вот пройдет. А не проходит и не проходит. От анализа крови врачи в Смоленске ахнули: лейкоцитов в несколько раз больше нормы. Это и есть признак миелоидного лейкоза — опасного вида рака крови. Вовремя врачи ахнули, а главное, вовремя отправили девочку в Петербург, потому что в Смоленске ее лечить негде.
Город-то Петербург хороший, Аниной маме Наталье он нравится. Но все равно ведь не родной. Вот пришел корреспондент, смеется: что же вы говорили, что снимаете комнату на Выборгской улице, это ведь Выборгская набережная! Как же, удивляется Наталья, та Выборгская и эта тоже? А есть, он отвечает, еще и Выборгская дорога, а еще и Выборгское шоссе, вот и найди вас. Нет, непривычно это, у них в Смоленске проще: сами Поповы и живут на улице Попова. Наталья-то понимает, что это совпадение, а вот Аня по малолетству своему еще долго будет думать, что так оно и положено — каждому жить на улице по своей фамилии.
Она будет так думать, если она вообще будет. Потому что сейчас ее нужно спасать.
В декабре, когда Поповы приехали в Петербург, в Институт детской гематологии и трансплантологии им. Р. М. Горбачевой, они попали прямиком в реанимацию: никак не останавливалось кровотечение из десен. Только потом началась химиотерапия — и опять угодили в реанимацию, потому что началось осложнение в легких. Аня не могла ни ходить, ни говорить. А толку от "химии" практически не было, даже после четырех курсов: это у врачей называется резистентность — невосприимчивость к лечению.
Это здесь, в специализированном институте, а что было бы в Смоленске? Да ничего бы уже не было...
В ремиссию Аня так и не вышла, но все равно врачи сделали невозможное. Вот уже вторая неделя, как Аню и Наталью отпустили из стационара на съемную квартиру. В институт они сейчас ходят как на работу, лечиться. Идти недолго, минут 20 через Гренадерский мост. И это хорошо, что пешком, потому что в общественном транспорте Ане ездить опасно, она и так-то почти всегда в маске: ей сейчас любая инфекция опасна. Правда, даже от этой недолгой ходьбы Аня устает, ноги болят...
Вот уже больше полугода они не видят Аниного брата — 15-летнего Славу и сестру — годовалую Таню. Наталья рассказывает о них, глаза у нее на мокром месте, соскучилась. Пытаюсь сбить ее с темы, чтобы не расплакалась, и спрашиваю:
— Наташа, вы блондинка или крашеная?
— А мы все блондины,— улыбается Наталья и все-таки почти плачет,— сын — так особенно!
— С кем же они там?
— Слава с папой. А дочка с моей сестрой. Сестра уволилась с работы, чтобы с Таней сидеть. Выручает меня как только может.
— Муж не приезжал сюда вас проведать?
— А что ездить,— вздыхает она,— только деньги тратить...
Хоть трать, хоть копи — денег нет. Муж Натальи Андрей работает крановщиком и получает около 14 тыс. руб. Еще пособие на маленькую — это меньше 5 тыс. Не разбежишься...
Мы идем гулять. Это дело Аня любит, хотя и устает. Но ничего, потихоньку-полегоньку обходит всю детскую площадку, все ее горки, лабиринты. Ребятишки Аню знают, в этом доме всегда кто-то из пациентов "Горбачевки" снимает квартиру, и к детям в масках здесь привыкли — знают, что они незаразные.
Миелоидный лейкоз — это значит относящийся к костному мозгу. В этом кроветворном органе у Ани огромное количество бластов. Бласты — это такие клетки, которые иногда называют раковыми. На самом деле они незрелые. Они родились, но не стали и никогда уже не станут настоящими клетками крови и никогда не научатся тому, что умеют делать настоящие — лейкоциты, эритроциты, тромбоциты. От бластов никакой пользы, один вред. Спасти Аню может только срочная замена ее костного мозга другим, здоровым, в котором бластов нет. Но ни брат, ни сестра, ни родители донорами для нее стать не могут — нет полной совместимости. А искать неродственного донора в международной сети регистров времени нет. Результата такого поиска Аня, скорее всего, просто не дождется.
Остается одно: взять все-таки костный мозг от мамы. Он, как обычно, только наполовину совместим с Аниным. Если говорить просто, то совместимые клетки пересадят прямо в вену Ане, несовместимые — вернут Наталье.
Это сказано даже не просто, а слишком просто. На самом деле гаплоидентичная трансплантация, когда костный мозг совместим лишь отчасти,— сложнейшая и очень опасная процедура. Ее применяют, когда нет другого выхода, ее называют терапией последней надежды.
Другого выхода нет. А надежда, пусть и последняя, все же есть. Мы способны увеличить ее, если поможем оплатить мощные, эффективные и ужасно дорогие лекарственные препараты, которыми должно сопровождаться это лечение, чтобы не случилось отторжения, чтобы мамины клетки прижились и чтобы уберечь Аню от инфекций, ведь иммунитета у нее в это время совсем не будет.
И если у нас с вами, у Ани с Натальей, у врачей "Горбачевки" все получится, то когда-нибудь Аня узнает, что Попов, чьим именем названа ее улица,— просто ее однофамилец, он давным-давно, еще в позапрошлом веке, изобрел радио.