Диана Вишнева, одна из главных героинь московских гастролей Мариинского театра,— самая московская из всех петербургских балерин. Открытый темперамент, ослепительная улыбка, безоглядность танца — все в ней действует на зрителя с безотказным обаянием. Сейчас танцовщица меняет амплуа. Она начала работу над балетами Ролана Пти "Кармен" и "Юноша и смерть". После очередной репетиции ДИАНА ВИШНЕВА согласилась дать интервью для "Ъ" КИРЕ Ъ-ВЕРНИКОВОЙ И ДМИТРИЮ Ъ-КУЗНЕЦОВУ.
— Отношения балетных артистов и критики после гастролей Мариинского театра в Москве обострились. Как вы реагируете на публичные высказывания о себе?
— Спокойно, хотя я и мои близкие внимательно следим за критикой. Особенно тщательно это делают родители. Меня пока в основном хвалят. Это большая поддержка, критика мне дает шанс. Однако и отрицательные рецензии я бы пережила. Не в обиду будет сказано, но мои не газетные критики — учителя и родители — намного строже, они не всегда благосклонны, хотя, на мой взгляд, всегда справедливы. Однако если принимать во внимание возможное влияние прессы на карьеру, то позволить себе бессвязный лепет в ответ на вопросы журналистов я не могу. Для них у меня уже сформирован набор ответов на вопросы типа "мама-папа": я же не могу каждый раз придумывать себе новых родителей. А потом начинают задавать вопросы о творчестве. Но мое дело танцевать, а не комментировать то, что я делаю.
— Вы довольны приемом, который вам устроили в Москве?
— Возможно, хотя, когда танцую, я не замечаю реакции зала. Хотя в Питере, по-моему, реагируют сдержаннее. Москва сильно изменилась. Раньше мне прямо с вокзала хотелось из нее поскорей уехать, теперь нет. Стало меньше "колхозного рынка", но главное, в театре появилась публика, настоящий респектабельный зритель, не говоря уже об "официальной части" партера.
— В разгар гастролей вы на один день приезжали в Петербург на "Жизель" Большого театра. Жизель танцевала Светлана Лунькина. Как она вам?
— Во-первых, я приехала не для того, чтобы смотреть на Лунькину. Я просто соскучилась по своим близким. Во-вторых, меня пригласил Коля Цискаридзе, танцевавший Альберта, и на спектакль я пошла именно из-за него: хотелось посмотреть, что умеют делать москвичи. Я не была разочарована. Сейчас у нас в театре много говорят о том, что у москвичей все ужасно. Я этого не увидела. У обеих трупп есть свои недостатки и проблемы, а выбирать между их достоинствами — дело вкуса. Мне было бы интересно станцевать с Колей "Жизель", "Спящую красавицу". Но своим интервью в "Коммерсанте" он, кажется, "зарыл" себя для нашей сцены.
— После московского триумфа вашей труппы балетоманы стали с особым азартом обсуждать конкуренцию между Вишневой и Лопаткиной.
— Нашему общению конкуренция не мешает: понятно, что людям хочется болеть за своих кумиров, как за "Спартак" и "Динамо". Ульяна — прекрасная балерина, и мы, кажется, хорошо друг друга оттеняем, так что никаких поводов для зависти нет. Сейчас она готовит "Легенду о любви", но я, к сожалению, не попадаю в этот спектакль: готовлю "Жизель". Хотя нам бы хотелось сделать какой-нибудь балет вместе.
— В прошлом году в Москве вы выступали в Большом театре одна, сейчас — с мариинской труппой. Это разные ощущения?
— В чужой труппе чувствуешь себя, как в холодной воде. Никого не интересует, выплывешь ты или нет.
— Золотая медаль конкурса в Лозанне в 1994 году давала вам возможность стажировки и работы в западных театрах. Тогда вы решили: только петербургская Академия имени Вагановой и только Мариинский театр. Готовы ли вы повторить эти слова сейчас?
— Работа в Мариинке — это счастливые дни моей жизни. Я оказалась в нужное время в нужном месте. Конечно, хорошо там, где почище и климат получше, но уехать из Петербурга невозможно. Я люблю узнавать петербуржцев за рубежом — на них лежит особая печать. И мне нравится чувствовать, что я являюсь частичкой петербургской культуры, вышла из питерской школы.
— О которой в последнее время говорится много нелицеприятного.
— То, что сейчас в театре столько молодых солистов высокого класса, говорит о качестве школы. В школе меня вели по очень интенсивной программе. Кому-то эти партии еще только снились, а я уже их готовила. Современные балетные карьеры стремительны и быстротечны, это настоящая гонка. Ты очень рано приходишь к ролям, которые должны быть этапными.
У меня не было проблем с техникой, все сложности профессии мне давались без особого напряжения. Поэтому мне сразу хотелось танцевать по-своему, так, как я это чувствую, вижу, вернее, как хотела бы себя видеть со стороны. Но я по-прежнему чувствую себя ученицей и бегаю в школу к моему любимому педагогу Людмиле Ковалевой.
— Но ведь в театре у вас тоже есть педагог.
— У балетного артиста педагог есть всегда: артист не видит себя со стороны. Большое счастье работать с талантливым репетитором. Мой педагог в театре, Ольга Ченчикова, знает мои возможности лучше, чем я сама. Она пристально всматривается в меня и помогает открыть то, что увидит,— такой вот творческий процесс. Я надеюсь, что ее и мое видение будут совпадать как можно дольше.
— Не хотите получить в Академии русского балета высшее образование?
— Нет, там мне нравится чувствовать себя школьницей, я буду выбирать между консерваторией и театральной академией.
При этом мне так не хочется погружаться в интриги, без которых любой театр почему-то существовать не может. Сейчас мне удается не углубляться в перипетии жизни в Мариинке — если вникать во взаимоотношения внутри труппы, можно сойти с ума. И я очень берегу свое самоощущение свободного художника. Еще в училище я существовала сама по себе, хочу, чтобы так было и впредь.
— А что сейчас происходит в Мариинке?
— Я уже сказала, что не вникала и не вникаю в интриги. Но ситуация в театре сейчас мне кажется уникальной: собрана совершенно обновленная и высокопрофессиональная труппа. Хотя перспективных солисток в Мариинке больше, чем партнеров, и поэтому нет постоянных пар, таких как Дудинская--Сергеев. Но все же в театре работают Рузиматов, Зеленский, Баранов. Наш балет стоит на пороге ХХI века, и ему нужен свой Гергиев, чтобы был сделан рывок, который уже произошел в опере.
— Гергиев начал с того, что сделал несколько громких спектаклей с западными постановщиками.
— Нас тоже ждет период импортных постановок: ждем Ролана Пети, готовимся к еще одному Баланчину на нашей сцене. У Махара Вазиева (заведующий балетной труппой.— Ъ) много проектов, только бы они удались!
— Каждый творческий человек в начале карьеры вольно или невольно равняется на кого-то из старших. На кого ориентируетесь вы?
— Всегда смотришь на Запад: там умеют многое, что недоступно нам. Для меня самые яркие звезды, личности — Наталья Макарова, Доменик Кальфуни (то, что она делает у Ролана Пети) и Рудольф Нуреев. Наши звезды на Западе произвели взрывной эффект потому, что танцевали не только ногами, но и душой. Для этого надо родиться и учиться здесь. В чем западная хореография нас опережает, объяснить несложно. Они сильнее в модерне благодаря множеству талантливых балетмейстеров. А у нас последними балетмейстерами оказались Григорович и Бельский, и это было слишком давно.
На Западе разнообразнее репертуар и богаче технический лексикон. Наш проигрыш на мировой сцене (например, парижскому балету) — от недостатка современных направлений и от невладения новой техникой мелких движений. А ведь этим не так уж трудно овладеть. Причина в том, что немного застоялась школа.
— Сегодня ваш основной репертуар — блестящие "брио".
— Пока да. Но со временем у меня появится и романтический репертуар: уже готова партия Джульетты, впереди Жизель. Современная балетная актриса должна быть многогранной: деления на амплуа больше нет. Сейчас звание примы дается той, которая может все. Даже преодолевать стереотипы возрастных ролей.
— Вы отдаете предпочтение традиционному сюжетному балету или бессюжетной хореографии?
— Как актрисе мне интереснее сюжетный спектакль: мне нравится рассказывать историю. В танце модерн легче открыть свою душу, воздействовать на зрителя энергетикой, личными переживаниями. Меня современная хореография не пугает, я не боюсь показаться некрасивой на сцене, не боюсь угловатой пластики, не боюсь, что меня завернут в какую-то гадость или раскрасят. Моя мечта — постановка, сделанная "на меня" так, чтобы созданный образ ассоциировался с моим именем. Это должно быть оригинальное произведение. Сейчас же моя работа — классика, но все это уже станцовано, и такими артистами!
— Что для вас важнее: реакция зрителей или самооценка?
— Я просчитываю заранее все, что будет происходить с залом, равно как и взаимодействие с партнерами. Но сама я на спектакле будто погружена в непроницаемую капсулу, в происходящее внутри меня.
— А партнер, неужели и он не важен?
— Очень помогает, когда рядом человек опытный и талантливый (причем талант важнее опыта). Но даже если с партнером не повезло, я постараюсь сделать так, чтобы он выглядел как можно лучше.
— Наступает ли для вас после спектакля момент агрессивной самокритики и влияет ли на вас успех?
— Я стараюсь не думать об этом. Просто знаю, что после выступления буду ощущать себя опустошенной, и даже не физически, а энергетически. Думаешь: зачем все это надо? Самые тяжелые моменты переживаю на Западе, когда приходится танцевать по шесть спектаклей в неделю.
— Во время репетиционной работы вы покорная актриса или перечите постановщику?
— Иногда приходится выворачивать себя наизнанку, подчиняясь чужой воле, и мне это даже нравится! Каждому хочется, чтобы балетмейстер учитывал его индивидуальность, но это случайная удача. Сейчас я в том возрасте и в той форме, когда сама должна подстраиваться и искать.
— На прошлой неделе вы отменили нашу встречу, поскольку плохо себя чувствовали. Ваш "исполнительский аппарат" часто создает вам проблемы?
— В балетной среде говорят: "Если просыпаешься утром и у тебя ничего не болит, значит, ты умер". Даже если нет травмы, сказывается перенапряжение, и нервное, и физическое. Для меня слишком тяжелыми были последние московские гастроли. Каждый выход на сцену — это душевный стресс. Если не удается реализовать артистические задачи, остается чистое выполнение технических обязанностей. Публика может ничего не заметить, но мне это не в радость.
— Как вы выходите из подобных состояний?
— Я лечу себя чем-то вроде аутотренинга. Отвлекаться можно как угодно. Лучший способ — вынырнуть из балетного мира в совершенно другую среду. Например, недавно в Репино я первый раз в жизни каталась на лошади. Мне нравится музыка new age, но могу пойти и в филармонию, когда есть время. Люблю читать, хотя вечерами от усталости роняю книгу из рук.
— А на дискотеках танцуете?
— Да, если есть достойный партнер: не могу же я просто дергаться под музыку! Последний раз танцевала в "Доменикосе" с Хосе Антонио — испанским постановщиком, приглашенным в наш театр. Это был потрясающий эмоциональный отрыв! Увлекаюсь драмой, недавно меня познакомили с Романом Виктюком. Надеюсь, что это знакомство повлечет за собой интересные сценические опыты. А однажды в Лондоне я снималась для журнала как модель. Ужасно трудно замереть так, чтобы даже взгляд был неподвижным. Мне кажется, я смогла бы найти себя вне балета, если бы очень захотела. Но пока мне еще есть что потанцевать.
— Вас наградили титулом "Божественная". Как вы к нему относитесь — всерьез или с иронией?
— Я рассматриваю этот титул не как эпитет, а как награду за работу. Думаю, само слово мне не очень подходит. Лучше бы меня называли просто Дианой. Это имя соответствует моей сущности.