Сегодня в ЦДК — премьера фильма Петра Тодоровского "Ретро втроем". До этого он был показан лишь на Берлинском фестивале и только что — в Центральном Доме актера. Помимо имени режиссера и популярных исполнителей (Елена Яковлева--Сергей Маковецкий--Евгений Сидихин) интерес к картине определило то, что это римейк классической ленты Абрама Роома "Третья Мещанская" (1927), известной также под названием "Любовь втроем". Сценарий этой картины был написан режиссером вместе с Виктором Шкловским и прославил другое актерское трио: Людмила Семенова--Владимир Фогель--Николай Баталов.
Римейк становится едва ли не главным увлечением отечественного кино. За последние годы мы имели "Трактористов-2", "Никотин" (питерский парафраз годаровского "На последнем дыхании"), совсем недавно — пересаженных с итальянской на родную почву "Полицейских и воров".
Каждый из этих опытов обязательно содержит высказывание молодого режиссера по поводу фильма, ставшего не только принадлежностью киномифологии, но и фактом его, режиссера, персональной биографии. Это высказывание может быть ностальгическим или с оттенком иронии и стеба. Но во всех случаях не обходится без сюжета "отцов и детей", переклички поколений, смысловой актуализации и т. д.
"Ретро втроем" — исключение сразу по нескольким причинам. Хотя по возрасту Петр Тодоровский может считаться "сыном" покойного Абрама Роома, автор римейка сам уже патриарх, достойный перепевов и подражаний. "Третья Мещанская" ценна для него скорее качественно разработанным "вечным сюжетом", чем возможностью высказаться по поводу второй волны сексуальной революции или возвращения на законное место храма Христа Спасителя. Максимум, на что рассчитывает режиссер,— что фривольная история, некогда вобравшая моральный климат раннекоммунистической эпохи, рикошетом попадет в нравы слабо развитого капитализма.
Не приведи Бог, не намерен Тодоровский реанимировать трактовку "Третьей Мещанской" как первого закодированного антисталинского фильма (согласно этой высокопарной трактовке, Николай и Владимир — старый и новый "цари", которые вершат насилие над Людмилой — Россией). Далек режиссер и от вывода историка кино Неи Зоркой о том, что "мы, испорченные новой информацией... конца века, уже имеем материалы о различных 'комиссарских' общностях гражданской войны как общностях гомосексуальных и вынуждены взять дружков-фронтовиков на подозрение". Тодоровский чужд подобных подозрений в адрес своих простодушных героев и пресловутую "любовь втроем" разыгрывает как комедию положений, не всерьез.
Герой Маковецкого в своей нелепой шляпе и с допотопным чемоданом наиболее удачен из всей "святой троицы" и наиболее тонко стилизован под абстрактное ретро, в качестве которого могут выступать и 20-е, и 50-е годы. Сергей Маковецкий купается в этой роли. Его друг-соперник в облике Евгения Сидихина, кажется, ворвался в этот фильм из "Прорвы" Ивана Дыховичного — с заметно отяжелевшим торсом и с той же, неуместной в данном случае, статуарностью.
Что касается Елены Яковлевой, она, видимо, очень нравится Тодоровскому, открывшему ее в облике "Интердевочки". И этого достаточно для того, чтобы прекратить все дальнейшие обсуждения. Ибо они неизбежно привели бы нас на путь сравнений с первоисточниками и первообразами, а проку в таких сравнениях большого нет. Трио Семенова--Фогель--Баталов, отдавшее своим персонажам даже собственные имена, все равно останется неподражаемым, как и режиссура Роома в одном из его бесспорных шедевров. Обсуждать стоит не качество, а сам принцип переделки (русская калька со слова remake).
То, на что замахнулся Тодоровский, ближе к практике американского кино, которое рассматривает свои лучшие сюжеты как мифы или классические пьесы, которые можно бесконечно перелицовывать. Классический римейк — солидное дело солидных людей, требующее особой ловкости в обращении с сюжетными и жанровыми клише, в том, чтобы, балансируя между ними, сохранять единый стиль.
Этой легкости нашим киномастерам, молодым и не очень, пока не дано. Жест Тодоровского вызывает уважение прежде всего своей смелостью: по сути он берет на себя работу и "отцов", и "детей". В том числе работу целого цеха профессионалов-постмодернистов, живущих в горизонтальном культурном пространстве. А в его распоряжении только одна мифология, да и то вертикально ориентированная.
В фильме есть два-три момента, когда кажется, что ключ к успеху всей затеи найден. Например, когда Сидихин с Маковецким начинают, в полной безвыходности, изъясняться по-английски: так Россия нехотя изучает язык бизнеса. И все же, если полная и комизма, и драматизма "Третья Мещанская" осталась бытовым (и не только) зеркалом эпохи, "Ретро втроем" останется скорее всего милой шуткой.
Чем больше манит римейк, тем менее он достижим как идея в нашей кинокультуре. Из всего арсенала отечественной кинематографии не так-то просто отыскать мало-мальски приличный фильм, который не был бы сугубо авторским, или "манифестом поколения", или "знаком эпохи", или еще чем-нибудь в этом роде. Представляете римейк "Иванова детства"? Или "Июльского дождя" Хуциева? Потому-то, хотя идея римейка и витает в воздухе, в продюсерских сценарных планах реально фигурируют, по слухам, лишь новые версии "Иронии судьбы" или "Трех тополей на Плющихе".
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ