Первый российский гонщик в «Формуле-1» ВИТАЛИЙ ПЕТРОВ в интервью корреспонденту “Ъ” АФСАТИ ДЖУСОЙТИ рассказал о том, как ему живется в новой команде Caterham, как он уходил из прежней Renault и где хотел бы оказаться в будущем.
— В Caterham вы провели уже достаточно времени, чтобы сформировать мнение о команде. Не жалеете о том, что вас туда занесло? Как вообще в психологическом плане далось понижение в классе?
— О том, что я покидаю Renault (ныне Lotus.— “Ъ”), узнал в декабре. С одной стороны, было неприятно, поскольку в этой команде есть все, чтобы построить отличную машину. Но с другой — испытал облегчение. Ведь последние полгода я пребывал в подавленном состоянии. Так что просто постарался искать позитив. А что касается Caterham… Он не то чтобы более позитивный. Просто это молодая команда и там меня слышат. Первые гонки показали, что я не ошибаюсь. Теперь, когда я говорю, что надо делать вот это, они соглашаются. Нужны мне другие тормоза — будут тормоза. В Renault все было иначе. Там дают машину — бери и рули. В Caterham же идея в том, чтобы вместе ее сделать. Ну например, я поведал им, как устроен руль на машинах Renault, и сейчас идет работа над новым рулем, на который вывели те функции, которые в команде раньше и не думали выводить на штурвал. Это не так просто и не так мелко, как кажется. В «Формуле-1» каждая мелочь имеет значение.
— С руководителями Lotus Эриком Буйе и Жераром Лопесом общаетесь?
— Здороваемся. А так — что мне им сказать? Они свои ошибки допустили, кто-то еще свои. О чем говорить…
— Все-таки, похоже, то скандальное интервью в Абу-Даби повлияло на решение руководства Renault расторгнуть с вами контракт.
— Его использовали как повод. И дня через три после интервью в адрес моего менеджера пришло уведомление о нарушении контракта. Не секрет ведь, что на команду давила и возможность потерять деньги компании Total, которая хотела видеть в ней Ромена Грожана.
— Ваш менеджер Оксана Косаченко упоминала, что в Renault вы не получали зарплату. В этом плане ситуация изменилась?
— Нет. Контракт ведь заключался перед стартом чемпионата, и не было времени что-то себе выторговывать. По сути, согласился на условия команды. Надеюсь, что это последний раз. Но не переживайте, я не голодаю. У меня есть и свои рекламные контракты — с Nike, Pirelli.
— А почему контракт всего на год?
— На самом деле там есть опцион на продление. Ну а годичный срок был выбран, потому что я не знал, что они за команда, а они не знали, что я за пилот.
— Правда ли, что СИБУР заплатил за ваше место в Caterham €12 млн?
— Я не знаю точную сумму контракта. Но она точно принципиально меньше той, что вы назвали.
— Все-таки интересно, зачем тому же СИБУРу, компании, никак на потребрынке не представленной, вкладываться в гонки? Как это вообще может выглядеть? Вот вы приходите к Леониду Михельсону (председатель совета директоров ЗАО «СИБУР Холдинг»), говорите, что есть вариант гоняться за третью с конца команду в «Формуле-1» и стоит это вот столько-то. А он, понятно, отвечает: «Конечно, дорогой!»
— На самом деле Леонид Викторович — один из немногих людей в России, кто знает, что такое «Формула-1». Он более десяти лет ездит на этапы чемпионата мира, давно поддерживает гонщиков. Он прекрасно понимает, что автоспорт — очень затратное занятие. И чтобы чего-то добиться, нужна помощь. На ранних этапах с этим справляются родители. Но наступает момент, когда уже никаких семейных денег не хватит. А что касается его реакции, она была позитивной. Он ведь знает, что гонки являются отличным носителем того, что называется бизнес-идеей.
— Последняя фраза словно из пресс-релиза взята…
— Нет, ну очевидно, что для Леонида Михельсона это и то, что называется fun, к тому же он мне, я надеюсь, симпатизирует. А личный контакт очень важен.
— А почему «Ростехнологии» отказались вас поддерживать?
— Они не отказывались. Это большая корпорация, и бренд Lada, спонсировавший Renault в прошлом сезоне, просто решил сконцентрироваться на другой гоночной серии. Но вот сегодня мы подписываем контракт с «Вертолетами России», также входящими в структуру «Ростехнологий».
— Оксана Косаченко как-то назвала вас своего рода политическим проектом. И вы ведь даже с Владимиром Путиным встречались, после чего и спонсоры нашлись. Как вам он, кстати?
— Я перед встречей нервничал, руки потели. Все-таки такие люди. Вдруг зададут какой-нибудь вопрос, на который неясно, как ответить. Глупо выглядеть не хотелось. Но с ним разговаривать было комфортно. Как будто лет двадцать его знаю.
— Не чувствовали себя в этот момент политическим проектом?
— Да нет. Моя задача — спорт. А все остальное — не ко мне.
— А гонщик из Владимира Путина получился бы?
— Ну тут нужна страсть к гонкам, тренировки. Хотя он спортивный человек. Думаю, получился бы.
— Кто-нибудь из потенциальных спонсоров еще есть на примете?
— Не знаю. Это к моему менеджеру вопрос. Но вообще мне кажется, что в России просто не понимают, что такое «Формула-1». Некоторое время назад не понимали, что такое автоспорт вообще.
— Даже несмотря на то, что вы уже третий год выступаете в «Формуле-1»…
— Нет, интерес к гонкам все-таки вырос. Но детали все равно не понимают. Помню, когда я выступал в GP2, ходил в паддок «Формулы-1», до которого было рукой подать. Мне казалось, что отличия не такие уж и большие. Потом, когда попал в «Формулу-1», сам немного опешил от разницы. Другой мир!
Возвращаясь собственно к популяризации гонок в России, должен сказать, что ничего не изменится, если не появятся трассы. У меня была масса знакомых, которые понятия не имели о том, что такое гонки в действительности. Откуда им узнать, если автодромов нет и пойти им некуда. Когда я впервые вывез своих друзей на «Формулу-3000», когда они увидели возможности машины — как она разгоняется, как тормозит,— они были в шоке. Посыпались вопросы, люди стали следить за новостями автоспорта. Им просто стало интересно. А что у нас есть из необходимой инфраструктуры сейчас? Практически ничего. Как следствие, требуемой культуры боления тоже нет.
— Вернемся к вашей нынешней команде. В чем вы видите ее сильные и слабые стороны?
— Основная проблема — аэродинамика. Это настолько тонкая и сложная вещь, что тут нужны очень серьезные специалисты. Скажем, в 2010 году машинам Renault не хватало прижимной силы на задней оси. Мне как-то сказали, что вот сегодня привезут новый носовой обтекатель, и сзади все наладится. Ну как так, где передний обтекатель и где задний?! Оказалось, что все связано.
— В Caterham есть кто-то, кого можно было бы назвать генератором идей, вдохновителем? В конечном счете важны ведь сами идеи, а их реализация в углепластике или железе — вопрос второй.
— На сегодня все это делается на базе, заложенной еще Майком Гаскойном. Правда, сейчас он больше занимается собственно гражданскими автомобилями. Зато из Red Bull пришел Джон Айли — специалист по аэродинамике. Еще у нас появляются люди из McLaren. Да и нынешний штат, он ведь тоже имеет опыт работы в командах. Но вообще вы правы, важны именно мозги, нужны люди, способные придумывать вроде бы мелочи, которые, однако, выливаются затем в сэкономленные секунды.
— Что для руководства Caterham является хорошим результатом?
—Приблизиться к тем, кто впереди. Если к концу года в квалификации мы сумеем подняться на пару позиций, то можно уже будет говорить о том, чтобы в гонках попадать в топ-10. Но это ведь непросто. Вот, бывает, расчеты показывают, что то или иное новшество даст прирост скорости. Привозим новинку на трассу, собираем — не работает. К примеру, в Мюджелло мы привезли новый аэродинамический пакет. Как привезли, так обратно и увезли.
Но внушает оптимизм то, что временное, уверен, отсутствие прогресса не вызывает у команды апатии. Они нервничают. И это хорошо. Значит, хотят большего. Вообще когда я только познакомился с владельцем команды Тони Фернандесом, первым делом спросил его о том, какова цель проекта: просто заработать или чего-то добиться? Если первое, то я могу спокойно кататься, концентрируясь на том, чтобы быть быстрее лишь партнера по команде. Но Фернандесу нужен второй вариант. Как и мне.
— Надежда вернуться в большую команду есть?
— Конечно. В «Формуле-1» ситуация в один момент может стать шаткой, и тогда появляются возможности. Сейчас много разговоров о том, что Льюис Хэмилтон уйдет из Mclaren в Ferrari. Я не думаю, что это случится, но это лишь пример того, что даже гонщики, вроде бы навечно приклеенные к команде, могут уходить.
— То есть мир наживы и чистогана…
— Ну да, там не место романтике.
— А ведь именно ее и не хватает в последнее время. Гонки стали какими-то стерильными. Не осталось «плохих парней».
— А откуда им взяться? Все так жестко прописано в контрактах, что любое нежелательное действие карается. Вот сказал я один раз что-то против команды — и вы видели последствия.
— Реальные варианты на будущий год есть?
— Переговоры начинаются обычно только в сентябре. Пока мы еще не определились. Вот во время летнего перерыва, после Венгрии, будем уже ближе знакомиться с вариантами. В любом случае откладывать все на последний момент не хочется.
— А если бы не удалось попасть в Caterham, где бы вы сейчас были?
—Третьим пилотом где-нибудь. Или тест-пилотом Pirelli. Понятно, что это была бы потеря времени и квалификации. Так что лучше гоняться в маленькой команде, чем сидеть на лавке в большой.
— А не задумывались о том, чем будете заниматься по окончании карьеры?
— Даст бог, мне удастся за карьеру заработать достаточно денег, я создам свои команды, целых три. Не в «Формуле-1», попроще, но они будут. Я люблю спорт, и почему бы не дать шанс чего-то добиться молодым? Но сейчас проблема в том, что даже высматривать этих пилотов негде.