Словарь культуры: мужская версия
Вадим Руднев, известный специалистам-гуманитариям по переводу и составлению "Винни-Пуха и философии обыденного языка", книги "Людвиг Витгенштейн", монографии "Морфология реальности" и множеству статей, решил удовлетворить массовый спрос на словарно-просветительскую литературу и издать труд справочно-обобщающего характера по культуре ХХ века. Но... если на клетке с буйволом написано "тигр" — не верь глазам своим. Книга Руднева представляет собой все что угодно, только не то, что написано на обложке и титуле.
Аннотация обещает статьи по философии, психоанализу, литературе, семиотике, поэтике и лингвистике. Можно ли смертному быть специалистом во всем этом сразу? Посмотрим: филологических статей — примерно 60%, по философии — 25%, по психоанализу — 15%. Отсюда ясно, кто автор по основной специальности и в чем разбирается основательнее. Читаем — убеждаемся: статьи по лингвистике, поэтике, семиотике более обширны, эрудиция внушает уважение. Правда, профессиональный взгляд филолога на культуру местами слишком уж профессионален: например, он приписывает стихотворным размерам метафизико-мировоззренческое значение. Из всей философии ХХ века представлено только то течение, которое ориентировано опять же на анализ языка, то есть пересекается с филологией. Из психологии — только психоанализ, поскольку он оказал влияние на литературу.
Субъективизм естественен и простителен, но только в известных пределах. Если Руднев читал Витгенштейна, издавал работы о нем, а не, к примеру, о Хайдеггере, то это факт биографии Руднева. Однако из этого факта делается вывод: именно Витгенштейн — центральная фигура философии ХХ века. Вообще, в культуре признается значимым, ценным, "культурным" только то, что "понятно и интересно" выученику тартуско-московской школы структурализма и семиотики. Остальное либо отнесено к "массовой" культуре, либо не замечается вовсе. Картина получается довольно причудливая.
"Галковского можно считать последним великим русским писателем". Заявление в духе самого Галковского. В русской культуре есть Саша Соколов, но нет Венедикта Ерофеева. Есть Комар и Меламид, но нет Зверева. Есть Пригов и Рубинштейн, но нет Высоцкого и Окуджавы. Ведь эти куплетисты не выполняют непременных требований модернизма и постмодернизма, а иначе в культуру ХХ века не пускают.
"Бинарная оппозиция — универсальное средство познания мира, которое особенно активно использовалось и, главное, было осознано как таковое в ХХ веке". Действительно, есть такое дело. Бинарная оппозиция — способ мышления, характерный для мышления мифологического, то есть первобытного, но в ХХ веке в связи с интересом к мифу структуралистами "переоткрытый". Правда, при этом не было замечено, что, как минимум, со времен возникновения христианства троица, триада, а не диада тоже известна как средство познания мира. И что триада гораздо более содержательна, чем деление пополам — над доказательством этого хорошо поработали Кант и Гегель. О них из книги Руднева читатель узнает только то, что Кант был шизоид-аутист, а Гегель — просто аутист. Остальное в философах прошлого ХХ веку не интересно. Или не известно.
"Структурализм в России заменил и политику и философию, которыми нельзя было заниматься всерьез". Это уже просто нечестно. Политикой занимались диссиденты, а не структуралисты. Философией занимались философы. И некоторые очень прилично занимались, но — если они не структуралисты и поклонники Витгенштейна, то их не было.
С философской подготовкой Руднева все становится понятно, когда выясняется, что как минимум три статьи ("Логический позитивизм", "Феноменология", "Экзистенциализм") просто смонтированы из текстов соответствующих статей словаря "Современная западная философия" (М.: 1991). Причем с ошибками. Причем первоисточник с милой непосредственностью указывается в библиографии.
На этом разбор книги можно было бы закончить. Но Вадим Руднев оставляет нам шанс понять все особенности его труда в самом лучшем смысле. Нужно всего лишь перестать рассматривать данное сочинение как научно-академическое и ни в коем случае не рекомендовать его "школьникам, готовящимся к поступлению в гуманитарный вуз, студентам и научным сотрудникам", как это делается в аннотации. Текст Руднева — чисто художественный. Примем как руководство к чтению чудовищное заявление "Задача искусства — это, в первую очередь, развлекать читателя", то есть будем развлекаться.
Вспомним: предыдущая книга Руднева называется "Морфология реальности". Следующая (в печати) — "Бегство от реальности". Реальность — центральный персонаж "Словаря", и все остальные термины и тексты призваны определить именно отношение автора к Ней. Отношение же это весьма и весьма напряженное — до такой степени, что иногда хочется поинтересоваться: а как реальность зовут?
Автор словаря шарахается от реальности как черт от ладана, бежит от нее во все стороны сразу. Но на всех азимутах натыкается на нее же, постылую. Образование, эрудиция, культура, которые во времена оны использовались для освоения реальности, здесь служат для того, чтобы спрятаться от нее куда подальше. Реальность, от Руднева не зависимая, не обращающая внимания ни на его тексты, ни на него самого, совершенно невыносима, непредставима и отменяется как страшный сон. На ее месте создается своя, ручная, покладистая, ласковая реальность, сделанная из текстов. Именно так принято поступать в ХХ веке.
Все бы хорошо, но есть некий субъект, выродок, монстр, претендующий на законную интимную связь с реальностью и представительство ее интересов в инстанциях. Называется "реализм". С ним ведется тотальная война на уничтожение. Противник оглупляется до степени дебильности и ни-с-чем-не-сообразности, унасекомливается, затем размазывается по стенке, а от общественности требуется имя его поганое больше не употреблять и вообще забыть. В результате "никоим образом нельзя считать реалистами Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Толстого, Достоевского и Чехова". Спорить бессмысленно. Если человек одержим страстью, любовью-ненавистью к прекрасной-ужасной даме и просто ненавистью к поверженному и даже не существующему, но все равно отвратительному сопернику, то предъявлять такому человеку скучные претензии не только нелепо, но даже неприлично.
ИЛЬЯ Ъ-РАСКИН
В. П. Руднев. Словарь культуры ХХ века. Ключевые понятия и тексты. М.: Аграф, 1997.