Когда все закончилось, люди колоннами и поодиночке пошли на набережную и дальше к Лужникам, где парковались доставившие их в Москву автобусы. От Кропоткинской до Лужников идти — ну, не так чтобы очень далеко, но прилично, и они шли, шли, шли, и я шел за ними, смотрел на них — "бабы, слобожане, учащиеся, слесаря", — и уже в этот момент, когда все закончилось, сформулировал свое отношение к этим людям.
Это совершенно нормальные наши советские православные люди, и ни один из эпитетов невозможно назвать лишним, как бы дико они ни смотрелись в сочетании. Именно православные советские люди.
И это было совсем не то, чего можно было ожидать накануне. Предыдущие недели сформировали совершенно очевидные ожидания по поводу этой акции. Чаплинская (в обоих смыслах этого слова) эстетика, которой было слишком много в новостях этих недель, предусматривала кульминацию в виде каких-то прямых цитат из "Дня опричника". Новое средневековье, православный Иран, фундаментализм и мракобесие, помноженные на умение пользоваться "фотошопом" и политические особенности современной России. Накануне ночью в поддержку патриарха по Москве ездили байкеры, и это тоже очень хорошо ложилось в этот понятный ассоциативный ряд. "Молитвенное стояние" у храма Христа Спасителя, еще не случившись, было кошмаром среднестатистического человека с Болотной площади. И, видимо, именно потому, что запланированный кошмар — это что-то абсурдное, никакого кошмара не случилось.
Я стоял в толпе и слушал Петра Толстого — самого его там не было, свой монолог он записал заранее, и его транслировали на плазменных экранах, которые стояли вокруг ХХС — я не удивлюсь, если окажется, что организаторы стояния арендовали эти экраны там же, где и люди, устраивавшие в декабре прошлого года митинг на проспекте Сахарова, а может быть, это даже вообще были те же самые экраны. На том митинге с экранов выступал Леонид Парфенов, здесь — Петр Толстой, тоже телеведущий и даже более рейтинговый, чем Парфенов. Думаю, если бы какая-нибудь аналитическая телепередача взялась сравнивать молитвенное стояние с оппозиционными митингами, она отметила бы этот факт. Хоть патриарх в своей речи (не думаю, что это была проповедь) и подчеркивал, что это не митинг, да-да, не митинг, — звучало это не очень убедительно, потому что если это не митинг, то что же тогда митинг?
Фундаментализм, мракобесие, средневековье (и, кстати, наоборот — духовность, благодать, защита поруганных святынь) никак не сочетаются ни с митинговыми рамками металлоискателей, ни с повязками народных дружинников в оцеплении, ни с нарядными (явно на декабрьской митинговой волне закупили задорого) новыми металлическими барьерами с монограммой "УВД ЦАО", ни с перекрывающими Пречистенку и переулки самосвалами с песком. Эти стандартные московские вещи перечеркивали все ожидания по поводу мракобесия и средневековья. Какое может быть средневековье, в котором мэрия перекрывает переулки грузовиками, а полиция ставит металлоискатели? В средневековье не бывает металлоискателей. Все в порядке, город живет как и жил.
И вот в этом обрамлении, слушая сначала записанных на видео телепроповедников, а потом живого патриарха, стояли люди — совсем не байкеры и не хоругвеносцы. Байкеры, конечно, тоже были, человек, кажется, восемь, еще торчало где-то знамя "Георгиевцы" (это как хоругвеносцы, только более скучные), но это тоже — единицы или десятки. А тысячи, которые стояли на Волхонке — это были просто люди, совершенно обычные бюджетники в широком смысле этого слова. Автобусы, которые ждали их в Лужниках — это, может быть, были именно те же автобусы, которые свозили два месяца назад людей из тех же регионов (может быть, тех же самых людей) на митинги в поддержку Путина. Фундаментализм не приезжает на казенных автобусах из регионов, так не бывает. А если есть автобусы, дружинники и перекрытые муниципальными самосвалами переулки — это не православный Иран, это православный СССР. Поздний, брежневский, спокойный, скучный, лицемерный, но свой родной. "Совочек".
Когда патриарх говорил, что цель этого стояния — не допустить, чтобы Храм Христа Спасителя был взорван во второй раз, звучало это примерно так же, как советские мантры про мир и про "ядерному взрыву нет, нет, нет", — никто же всерьез не скажет, что ядерному взрыву да, да, да, но никто ведь всерьез и не думает о ядерном взрыве, это просто ни к чему не обязывающий словесный ритуал, риторическая фигура. А когда выносили поруганные святыни (пиаровски это было очень грамотно — поставить небесспорный случай с Pussy riot в один ряд с бесспорными случаями — простреленной большевиками и порезанной каким-то современным психом иконой, и чем-то еще того же рода; но эффект был смазан из-за того, что ни само словосочетание "Pussy riot", ни вообще тот "панк-молебен" никак не упоминался, и это тоже было очень по-советски, советская риторика немыслима без фигур умолчания), выглядело это, — по крайней мере, с моей невоцерковленной точки зрения, — как наглядная демонстрация каких-то локальных святынь на школьном "уроке мужества" — "Ребята, посмотрите на простреленный фашистской пулей комсомольский билет Героя Советского Союза такого-то", — хотя на такой ассоциации я настаивать не могу, может быть, это и было все по канону. Кстати, патриарх сказал, что восстанавливать поруганные иконы церковь не будет, оставит их в таком виде, в каком они сейчас.
Еще, кстати — обычно в большом скоплении людей, будь то митинг на Болотной или какой-нибудь концерт, всегда падает сотовая связь. Эсэмэски уходят через раз, дозвониться ни до кого не можешь, интернет не работает. А тут такого не было, связь работала, как будто никто в этой толпе ею не пользуется. Скорее всего, так оно и было; с таких мероприятий фоточки на "инстаграм" не шлют.
Судя по активности распространителей, которых там были десятки, генеральным информационным партнером стояния была газета "Русь державная". Не знаю, что это за газета, но эстетически — верстка, дизайн, подача, — она была неотличима от "Советской России" начала девяностых. И это ведь в "Советской России" Александр Зиновьев сказал когда-то "Целили в коммунизм, попали в Россию", и слоган байкерского пробега "Стреляют в патриарха — целят в Россию!" — он именно оттуда, а не из оптинских старцев.
Между прочим, одну полосу в этой "Руси державной" занимало интервью писателя Валентина Распутина, которое он дал редактору "Руси" пятнадцать лет назад; мне показалось, что именно в "Советской России" я его тогда и читал, и это интервью я считаю еще одним доказательством советского, а совсем не средневекового происхождения этого самого странного мероприятия в новейшей истории Русской православной церкви.