"Воскресение" в полном объеме

Теодор Курентзис и Вторая симфония Малера в Перми

Концерт классика

Концертный сезон только приближается к зениту, однако одно из ключевых его событий уже произошло: под управлением Теодора Курентзиса и при участии солисток Анны Нечаевой и Марии Форсстрем оркестр и хор MusicAeterna исполнили на сцене Пермского академического театра оперы и балета Вторую симфонию Густава Малера "Воскресение". С подробностями из Перми — ДМИТРИЙ РЕНАНСКИЙ.

Как доказал пасхальный спецпроект Пермского академического театра оперы и балета, знаковые события случаются на Урале отнюдь не только по фестивальным праздникам. В начале сезона Курентзис оставил с носом столичные оперные дома, исполнив по всем правилам музыкального аутентизма моцартовскую буффу "Так поступают все", теперь же дирижер успешно посягнул на священную малеровскую монополию Мариинского театра, в очередной раз заставив говорить о процессе децентрализации, под знаком которого отечественный музыкальный процесс живет в последние годы.

Вторая симфония — восьмидесятиминутная и пятичастная фреска, написанная очень крупным мазком: "Представьте себе, что вся Вселенная начинает звучать, и не только людские голоса, но и солнце, и звезды",— авторская аттестация другого малеровского опуса вполне созвучна содержанию "Воскресения". В традиционалистских прочтениях эта циклопическая эпопея для многолюдного состава оркестра, играющей из-за сцены медной банды, смешанного хора и двух певиц почти всегда выглядит памятником гиперромантизму, замешенному на мегаломании и горячечно-депрессивном темпераменте композитора. Развивающая опыт ведущих современных малеровских дирижеров Запада, от Ивана Фишера и Дэниела Хардинга до Пааво Ярви, трактовка Теодора Курентзиса интересна как раз своим антиромантическим подходом: не утратив чаемой Малером масштабности, Вторая симфония была сыграна в Перми с небывалой ясностью и почти что классицистской стройностью. С трудом помещавшееся на небольшой площадке вавилонское столпотворение инструменталистов и певцов Курентзис заставил звучать прозрачно, поджаро и максимально свободно — прежде всего от хрестоматийных интерпретаторских догматов.

Поражала прежде всего степень детализации музыкальной ткани: в кои-то веки раздутый малеровский оркестр звучал не неповоротливым монолитом, а гибким, подвижным и внутренне динамичным ансамблем солистов. Временами он чуть расходился, но не от недостатка сыгранности, а скорее наоборот, потому что так лучше слышно, кто что играет, из желания дать публике возможность полюбоваться индивидуальностями небесно чистой духовой группы или замечательно умных струнников во главе с концертмейстерами Еленой Ревич и Андреем Барановым. Индивидуализация особенно пошла на пользу двум финальным частям Второй: вместо дежурной миссионерской экзальтации, обычно включаемой в мистериальной кульминации симфонии, со сцены транслировалась нежнейшая сокровенная лирика. Исполинскую партитуру Курентзис прочитал как преимущественно камерную, избавив ее от той заскорузлой крупнопомольности, с которой Вторую до сих пор принято исполнять на одной шестой части суши, и приблизив тем самым российскую малериану к актуальному мировому контексту.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...