Третьим гастрольным спектаклем Мариинского театра была "Жизель". Как известно, перед Новым годом Владимир Васильев показал в Большом театре свою редакцию старинного балета. Реакция критики на эту постановку была неоднозначной. О спектакле Мариинского театра балетный обозреватель "Коммерсанта" ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА расспрашивает НИКОЛАЯ ЦИСКАРИДЗЕ, первого танцовщика Большого театра, исполнителя роли Альберта в спектакле Васильева.
— Коля, вы хотели бы танцевать в "Жизели" Мариинского театра?
— Мне хотелось бы станцевать с артистами Мариинского театра на сцене Мариинского театра. Не в Большом. Я очень люблю, когда меняются партнерши. С каждой новой балериной приходят новые ощущения.
— В частности, хотели бы вы станцевать с петербургской Жизелью — Алтынай Асылмуратовой?
— Если честно, то нет. Два нацмена на сцене — это слишком много.
— А если оставить в стороне национальный вопрос?
— Алтынай мне всегда очень нравилась — настоящая ленинградская академичная балерина. У меня есть ее "Спящая красавица" в записи, есть пленка, где она, совсем молоденькая, потрясающе танцует двойку вилис. А Жизель? Я не совсем понял, что она играла в первом акте. Второй акт мне очень понравился — он получился легким. Алтынай его сделала хорошо благодаря своему прыжку. Но меня удивило, что у нее много западных нововведений. Например, перестаивала на пальцах, где не надо, жертвуя при этом музыкальностью. Постоять на пальцах только для того, чтобы продемонстрировать апломб — это почти цирк, а не романтический балет.
— Похоже, петербуржцы к музыке относятся как к сопровождению, а не основе танца. Во всех балетах оркестр играет "под ногу" солистам, то резко замедляя, то внезапно ускоряя темп...
На мой взгляд, в первом акте Асылмуратова слишком подчеркивала социальное положение своей героини. А сумасшествие сыграла очень уж аккуратно. Это выглядело душевным потрясением — не больше. А во втором акте меня удивили ее почти семейные отношения с Альбертом: она его опекала, выхаживала, заботилась как-то по-матерински.
— Если честно, романтическое начало из спектакля ушло совершенно. Все сведено на бытовой уровень. Мистическая тема вилис не прозвучала вообще — ни у Мирты, ни у кордебалета, ни у самой Жизели. Мирта в исполнении Татьяны Амосовой — какой-то комендант кладбища.
— Но Алтынай было особенно трудно: Евгений Иванченко, внезапно заменивший Игоря Зеленского в партии Альберта, не выглядел ни графом, ни влюбленным.
— Дуэт как таковой в спектакле отсутствовал вообще. Я не понял ничего в этом Альберте: влюблен ли он или просто пришел соблазнить Жизель. Очень неудачен финал первого акта. Жизель умерла как-то странно: присев на пол, а не выпав у Альберта из рук. Он же не выказал ни горя, ни потрясения, сразу обернулся к Гансу, но побежал к нему как-то вяло. Я не почувствовал, что Альберт готов убить лесничего. А что он делает у могилы Жизели? Три раза (я считал) Иванченко опускался на колено: то снял плащ — и сел, то положил цветы — и опять присел... Что было дальше — и вовсе непонятно. Жизель ходила вокруг него кругами, а он почему-то ее не видел; Асылмуратова постоянно подталкивала его к Мирте просить о пощаде, а он туда не шел.
— Мне более всего мешала простоватость облика и манер этого Альберта. Танцевал же Иванченко чисто, хотя и пресно.
— Текст его вариации мне неясен. В романтическом балете весь рисунок партии обусловлен драматургией: все диагонали, например, неслучайны, несут смысловую нагрузку. Здесь же все было очень неточно. Хотя Иванченко — самый одаренный солист в этой труппе. Я видел его в "Баядерке", в "Лебедином" — он мне очень понравился.
— В "Жизели" есть еще и третий персонаж — Ганс.
— Почему в балете гибнет Ганс, а не Альберт? Полтора века назад Альберт рассматривался как положительный герой. Он — граф, он пришел в свою деревню, выбрал милую девушку, хотел осчастливить эту крестьянку, чтобы она родила от него ребенка и всю жизнь бы жила безбедно. А Ганс не получает прощения Господа, потому что влез не в свое дело. Я вообще не понял, что делал на сцене этот Ганс. Ему наклеили бороду, забыв при этом сделать возрастной грим.
— Но вы же в двадцать три года носите бороду.
— Я все-таки грузин, а не силезский юноша.
— А мне Ганс понравился: нормальный романтический злодей. Да и кордебалет...
— Прославленный Мариинский кордебалет как-то незаметно исчез. Московские кордебалетные девушки очень красивы, у всех есть данные, у всех хорошие линии ног. По своей стати наши намного превосходят ленинградок. Где хваленая петербургская слаженность? Я ее не заметил. "Селедки" (знаменитые проскоки вилис в арабесках.— Т. К.) просто ужасающи: специально замедлен темп, линии неровные, ноги сзади болтаются и грохот на сцене стоит страшный. У нас такого нет.
— Ну, а прекрасные "дышащие" руки, единство ракурсов и поз?
— Ради Бога, пусть "дышат". Но еще Петипа говорил: "зритель пришел в балет видеть красоту".
— Предполагается, что зритель воспринимает кордебалет в его целостности, а не выискивает где-нибудь в третьей линии некрасивые ноги.
— Но когда из двадцати четырех пар ног я заметил всего одну симпатичную, по-моему, это не очень хорошо.
— Зато как приятно было увидеть в первом акте старое, славное "крестьянское" па-де-де, похороненное у нас Васильевым. И исполнено оно было очень достойно. Я лет пятнадцать не видела, чтобы московский танцовщик честно делал в коде двойную заноску перед прыжком в ouvert, как это делает Вячеслав Самодуров.
— Петербургская версия облегчена. Мужская вариация идет в трех, а не в четырех частях, а женская вариация другая, гораздо длиннее, чем в Москве, и танцовщик успевает отдышаться. Я в первые годы работы в театре хотел исполнить это па-де-де, но не рискнул. Но Самодуров действительно танцевал очень удачно.
— Ну, что еще? Декорации?
— Они отдают бабушкиным сундуком. Марина Тимофеевна Семенова меня всегда учит: мы должны жить сегодняшним днем. Театр — это не музей, это живой организм. Нельзя впихивать эстетику 30-х годов сегодняшнему зрителю. Петербургская "Жизель" — спектакль, состарившийся и затанцованный.
— Что же, новая "Жизель" Большого театра — лучше?
— Все зависит от исполнителей. Может быть, когда через несколько дней будут танцевать Светлана Захарова с Фарухом Рузиматовым, спектакль оживет. Ведь даже кордебалет, заряжаясь от солистов, начинает танцевать по-другому. А в нашем спектакле мне не все нравится. Я очень просил Васильева оставить старый финал, не делать в конце бравурный круг jete en tournant. Но... Все равно артист обязан оправдать то, что поставлено.
— В воскресенье вы танцуете в Петербурге васильевскую версию Жизели. Боитесь?
— Очень. В последние дни я дал много интервью — и на радио, и на ТВ. Был очень искренен. И, боюсь, что это отразится на отношении петербуржцев ко мне. Я вообще волнуюсь за наши гастроли в Петербурге. Если Мариинка привезла спектакли, проверенные десятилетиями, то мы везем балеты свежие, вызвавшие споры даже в Москве. А уж в консервативном Петербурге...