Девочке семь лет, и у нее несовершенный остеогенез, повышенная ломкость костей. Первого сентября Оля пошла в школу. По месту жительства. В городе Краснознаменске Московской области. Новая жизнь, новые друзья, новые впечатления. Но через несколько месяцев Оля сломала бедро, не в школе даже, а на прогулке возле своего дома. Когда сломанная кость срослась и мама повела Олю учиться, директор отказала девочке в праве посещать школу и предложила образование на дому. Мы в проекте Русфонда "Правонападение" посчитали такое решение директора недопустимым самоуправством.
У директора школы есть несколько аргументов, чтобы не допустить девочку-инвалида до обучения в школе вместе со здоровыми детьми. Во-первых, у Оли могут быть еще переломы. Да, к сожалению. Дети с несовершенным остеогенезом ломаются иногда и по нескольку раз в год. Несмотря на лечение, укрепляющее кости, за одиннадцать лет школьного обучения Оля, вероятнее всего, сломается неоднократно. Но перелом может произойти и в школе, и дома, и во дворе, и на даче — где угодно. Стало быть, школьная администрация боится не Олиных переломов, а того беспокойства, которое Оля доставит педагогам. По логике директора — пусть ломается где угодно, только не в школе. По этой логике не надо брать в школу ни детей с астмой, ибо у них может случиться приступ астмы, ни детей с пороком сердца, ибо у них может случиться сердечный приступ. А лучше и здоровых детей в школу не брать, потому что вдруг что...
Во-вторых, говорит, директор, Олина хрупкость может помешать другим детям: придется одергивать их, потому что рядом с Олей нельзя бегать, шалить, и устраивать кучу малу. По этой логике — и заикающихся детей не надо брать в школу, поскольку их мямленье у доски мешает быстрому проведению урока. И некрасивых не надо брать — их уродство оскорбляет эстетическое чувство товарищей. Так далеко можно зайти — учить, к примеру, одних белокурых бестий, а прочих отбраковывать.
Та мысль, что Оля является живым учебным пособием, чтобы привить детям деликатность, чуткость и бережное отношение к человеческой жизни, не приходит почему-то директору школы в голову. Зато директору школы пришло в голову созвать комиссию из педагогов и врачей, чтобы решить, можно ли Оле ходить в школу или перевести ее на домашнее обучение.
Вообще-то это незаконно: поставить вопрос о домашнем обучении дочери имела право Олина мама. Олин врач может рекомендовать домашнее обучение, но только в связи с болезнями, внесенными законодателем в особый список, а несовершенного остеогенеза в этом списке нет. Школа же отказаться от ребенка не может.
Сама комиссия была незаконной, но мы поехали на нее, поскольку хотели объяснить краснознаменским врачам и учителям, что Оле в школу ходить было бы разумно и полезно.
Краснознаменских врачей особенно и не пришлось переубеждать. Ни травматолог, ни педиатр не видели особых противопоказаний: кость срослась, девочка ходит, все возможное для укрепления ее костей делается... К тому же мы привезли заключение психолога, в котором написано было, как важна для ребенка социализация.
Основное сопротивление Олиному обучению в школе оказали те самые люди, которые должны ее учить. Чиновник из местного департамента образования тот самый факт, что Олина мама пришла на комиссию с нашим юристом Светланой Викторовой, воспринял как угрозу. Несколько раз говорил: "Зачем же вы пришли с юристом? Зачем нам тут юрист? Вы в следующий раз обращайтесь прямо ко мне без всяких там юристов..." Иными словами, представитель государства как угрозу себе воспринял тот факт, что граждане государства стараются действовать по закону этого государства и для этого обращаются к юристу.
Наша позиция представлялась весьма последовательной. Мы говорили, что: форму обучения для ребенка выбирает родитель (прилагался закон об образовании), девочка может посещать школу (прилагалось заключение лечащего врача и рентгеновские снимки), посещать школу девочке полезно (прилагалось заключение психолога).
Чиновник из местного департамента образования возражал нам, что закон не всегда нужно понимать буквально, что заключение лечащего врача не может быть принято, потому что на нем подписи стоят не столбиком, а в ряд, и что, наконец, заключение психолога не может быть принято, потому что на нем нет треугольной печати. Еще чиновник говорил, что надомная форма обучения — это тоже элемент общеобразовательной школы, так что врач, рекомендовавший Оле "посещать общеобразовательную школу", имел в виду надомное обучение. Пришлось спросить чиновника, как, по его мнению, надомную форму обучения ребенок может "посещать"?
После долгих препирательств комиссия все же разрешила Оле ходить в школу. Но стоило нам уехать, как Олиной маме сказали, что решение комиссии вступит в силу лишь после того, как будут приведены в порядок документы: подписи в столбик, треугольная печать, заключение от врача государственной, а не частной клиники (притом что несовершенный остеогенез лечит в России единственная клиника, и та частная). Если так пойдет дальше, мне придется назвать не только имя девочки, но и имена участников комиссии. Причем в суде.