Через месяц после смерти
Вчера в миланском театре "Пикколо ди Милано" состоялась премьера оперы Моцарта "Так поступают все женщины". Это последняя постановка великого итальянского режиссера Джорджо Стрелера, которую он так и не успел завершить. Премьера последнего спектакля Стрелера, чье имя теперь носит "Пикколо", прошла ровно через месяц после его похорон.
У нас Джорджо Стрелер, конечно, не был популярен так, как Феллини или Мастроянни. Хотя для российских людей театра он был непререкаемым авторитетом. Четырежды его спектакли приезжали в Россию, и каждый раз послевкусием от гастролей "Пикколо" здесь питались сытнее, чем новыми, живыми впечатлениями. За видеозаписями "Бури" или "Фауста" записывались в очередь, а волшебный, ранящий, одетый в белое "Вишневый сад" (к сожалению, так и не показанный в России "живьем") наши режиссеры разворовали по мизансценам.
Театр не в силах конкурировать с кинематографом, и Стрелер хорошо это понимал. Он никогда не вступал ни с кем в соревнование и никогда не изменял театру ни с кино, ни с телевидением. Он слишком хорошо изучил секреты театральной магии, чтобы сомневаться в ее власти. Семь лет назад, выступая в Москве с лекцией, он пояснил: "Кино и театр — два сиамских близнеца, но они срослись спинами; моя жизнь связана с театром, она прошла от спектакля к спектаклю".
Жизнь Стрелера прошла в миланском театре "Пикколо ди Милано", который он основал совсем еще молодым человеком вскоре после войны, которым руководил 50 лет и где сделал почти две сотни спектаклей. Вероятно, установив тем самым мировой рекорд стойкости театрального авторитета. Стрелер превратил свой театр в один из самых знаменитых и уважаемых театров мира. Молодой, в сущности, "Пикколо" теперь без колебаний ставят рядом с Комеди франсэз, стокгольмским Королевским или Московским Художественным.
Родившийся (и теперь похороненный) в Триесте, городе, долго именовавшем себя "свободной территорией", Стрелер всю жизнь проработал в Милане, не столице, но самом интернациональном и "европеизированном" городе Италии. Должно быть, это произошло не случайно. Казалось, что и в его артистической личности слились, не отторгая друг друга, все самые сильные европейские крови. Итальянская витальность, свобода карнавала и загадочная двойственность масок дель-арте счастливо уживались на сцене "Пикколо" с французской элегантностью и вниманием к слову, немецкой тщательностью, английским вкусом и благородством.
Последние два десятилетия мировой театральный Олимп делили двое — Питер Брук и Джорджо Стрелер. Но экспериментатор и путешественник Брук всегда был и остается гражданином мира, африканские ритуалы и индийский эпос влекли его не меньше, чем сценические традиции Старого Света. Стрелер же оставался европейцем до мозга костей, поэтому на европейском театральном троне многие годы он восседал в гордом одиночестве. Но гранд-маэстро европейского театра не был сиятельным бездельником. Стрелер правил активно и деятельно: он основал Союз театров Европы, неформальное объединение ведущих репертуарных театров всего континента, в котором Россию представляет МДТ Льва Додина.
Было ли, кстати, в европейском коктейле стрелеровских кровей что-то российское? Разумеется. Прежде всего — приверженность идее репертуарного театра, театра дома. Соединение принципов художественности с общедоступностью аристократу и простолюдину. Как большинство крупных художников своего поколения (и, добавим, апологетов идеи театра-дома), он был не просто режиссером, но еще и миссионером, учителем. Как большинство крупных художников своего поколения, Стрелер был, что называется, "леваком", по политическим взглядам близким к коммунистам. Когда-то он открыл "Пикколо" постановкой "На дне", был последовательным интерпретатором Брехта. Магистр театральной игры, Стрелер был трибуном и вдохновенным оратором. Но его публичные выступления, без сомнения, были проявлениями не только гражданской позиции, но и вызывающего артистизма.
Последние годы он особенно громко ссорился с властями. А около года назад, протестуя против культурной политики правительства, вообще хлопнул дверью и ушел из своего театра. Он даже отказался посетить открытие нового здания "Пикколо", на строительство которого положил немало сил. Многим казалось, что слишком уж легко этот седоволосый, благородный театральный кудесник превращался в строптивого и неуживчивого старика. Правда, однако, состоит в том, что в стенах театра великий художник всегда брал верх над гражданином и на сцене Стрелер всегда выбирал иллюзию. Истина никуда не денется, считал Стрелер. А вот что происходит с театральными миражами, его занимало и манило по-настоящему.
Полтора года назад в Москве показывали его "Остров рабов", лукавую, полусказочную притчу Мариво. Сам Стрелер не приехал. Так случилось, что последнее из шести представлений давали в день второго тура президентских выборов. И это сделало взаимоотношения жизни и фантазии, главную тему стрелеровского творчества, еще более драматичными, а зрительское восприятие — еще более острым и жадным. После спектакля публика долго не расходилась. Громких слов никто не говорил, но каждый, думаю, про себя благодарил Стрелера. Таким он и останется в памяти — нездешним, невидимым чародеем, способным на расстоянии побеждать любую реальность. Знавшим секрет особых соотношений света и теней, масок и лиц, веселья и печали, благодаря которым самые простые сценические фактуры начинали дышать особой чувственностью.
На "Острове рабов", как восемь лет назад на "Великой магии", а совсем давно — на "Арлекине" и "Кампьелло", перехватывало дух от ощущения непостижимого совершенства творившегося на сцене. Набоков когда-то заметил, что у человека, читающего Пушкина, расширяется объем легких. Нечто подобное мы испытывали на спектаклях Джорджо Стрелера, с уходом которого под историей театра XX века явственно проступила финальная черта. И это великодушно подаренное им зрителю ощущение свободного дыхания и головокружительной высоты искусства навсегда останется связанным с его именем.
РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ