Фестиваль балет
На Новой сцене Большого театра труппа Мариинки представила "Парк" Анжелена Прельжокажа, выдвинутый на "Маску" в двух номинациях: "Лучший балет" и "Лучшая женская роль" (Диана Вишнева). Результат пересадки французского спектакля на петербургскую почву оценивает ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.
"Парк", поставленный в 1994 году для Парижской оперы и посвященный "галантному веку" (точнее, расцветшему тогда "искусству любви"), стал культовым спектаклем прямо в день премьеры — именно его как национальную гордость французы привезли на прошлогодние гастроли в Москву. Считается, что этот балет — шедевр хореографа Прельжокажа (француза албанского происхождения пригласили в академическую труппу на гребне его триумфов в жанре современного танца). Всеобщими восторгами были заглушены довольно робкие претензии к хореографу. Но, если оценивать спектакль сегодня, забыв о его громкой славе, безусловным шедевром покажется лишь финальный дуэт — знаменитое эротическое адажио с долгим поцелуем.
Этот балет о природе страсти (в основе сюжета — отношения героев, напоминающие те эпизоды "Опасных связей", в которых маркиз де Вальмон обольщает госпожу де Турнель) чрезвычайно рационален. Соблюдены три единства классицизма — места, действия, времени (события спектакля умещаются в одни сутки). Сам балет делится на три части, выстроенные по единому принципу. Каждая открывается пластическим ритуалом четырех Садовников — метафорические фигуры в кожаных фартуках и черных очках возделывают "сады любви". Основное время занимают променады и танцы кордебалета и корифеев, завершает каждый эпизод дуэт ведущих солистов. Особенность Анжелена Прельжокажа в том, что придумывание и сочетание танцевальных па в оригинальные композиции не является его сильной стороной, да и в манипуляциях кордебалетными массами он не особо изобретателен. В "Парке", где гениальная фантазия Моцарта лишь подчеркивает скудость воображения хореографа, это слишком очевидно. Музыка искрится и сверкает, меняя темы, интонации, наконец, темп и ритм, а в это время артисты подолгу фланируют по сцене, обмениваясь многозначительными взглядами, или по несколько раз повторяют вымученные хореографом комбинации. Подчас длительный выход-экспозиция ничем вообще не заканчивается — как, например, антре дам в третьей части. Иногда "танец" целиком подменяется ходьбой или пробежками — как женские кордебалетные фрагменты второй части.
Впрочем, ведущие артисты на "Парк" обычно не жалуются — главным героям тут предоставлены щедрые возможности, и актерские, и хореографические. Премьеру в Мариинском театре исполняла самая прогрессивная звезда труппы — Диана Вишнева в паре с Константином Зверевым. Они же танцевали и "масочный" спектакль в Большом. Солист Зверев — высокий, тонкий, прекрасно сложенный брюнет — отмечен врожденным аристократизмом, а еще напоминает Лорана Илера, первого и непревзойденного исполнителя этой партии. Одно это обстоятельство уже обеспечивает попадание в образ (уж с хореографией-то петербуржец справился без видимого труда). А вот Диана Вишнева явно перемудрила в стараниях поярче обрисовать психологические трансформации своей героини — от недотроги до изнемогающей от страсти любовницы. Щепетильность аристократки прима-балерина накалила до градуса королевского достоинства, что во фривольном контексте балета возымело комический эффект: получается то ли Мария Стюарт в изгнании, то ли директриса элитной школы на первом родительском собрании. Убедительнее и естественнее всего балерина выглядела в финальном любовном адажио (благо не раз танцевала его в гала-концертах).
Артисты Мариинки все, что поставлено, исполняют во всеоружии классического мастерства, приправленного энтузиазмом (четверка Садовников явно затмевает французских коллег). Однако отточенный академизм петербуржцев в "Парке" кажется несколько чрезмерным — будто из автомата целятся в воробья. Тут важнее стиль, манеры, токи сексуального напряжения, которыми пронизана атмосфера балета. Вот как раз с этим очевидные проблемы. Утрированно гротесковую манеру Прельжокажа петербургские артисты (особенно артистки) пытаются смягчить "психологией", отчего меняется смысл происходящего. Например, в первой сцене дамы танцуют мини-вариации, демонстрируя кавалерам ножки с нарочитым бесстрастием, почти цинично выбирая партнеров. Петербургские же танцовщицы предлагают свои прелести с такой откровенной бесхитростностью, словно не в Версале находятся, а в каком-нибудь Фоли-Бержер. Причем в следующем элегантном эпизоде массовой оргии, когда раскрепощенные либертины и либертинки со вкусом и знанием дела предаются любви под деревьями, петербурженки продолжают так же жеманно соблазнять партнеров, не умея (или не позволяя себе) сыграть эротический эпизод, увенчанный сценой оргазма.
Неточность сценического поведения женского кордебалета особо заметна в обильных пантомимных эпизодах, в которых артистки не могут "спрятаться" за конкретными па. Все эти проходки "с реагированием" и орнаментальные движения рук словно пересажены в "Парк" из какого-нибудь "Бахчисарайского фонтана" или "Баядерки"; впечатление усугубляют обнаженные животы танцовщиц (некоторые пустившиеся в загул аристократки раздеты до лифчиков). Танцовщики, впрочем, тоже позволяют себе актерское "интонирование". В сцене охоты на прекрасных дам Анжелен Прельжокаж заставил кавалеров пересекать сцену на четвереньках. В исполнении петербуржцев эта хореографическая шутка оправдывалась не желанием подкрасться незаметно к своим жертвам, а более веской и понятной отечественным зрителям причиной — неумеренным потреблением бургундского где-то за кулисами.
По правде говоря, смотреть этот стоминутный балет попросту скучно: он заводит не более, чем лекция ученой феминистки о мужском шовинизме. Все-таки французский регулярный "Парк" — не то место, где могут расцвести высокие достоинства петербургской труппы.