100-летие Сергея Эйзенштейна
Столетний юбилей кинематографа прошел под знаком прибытия поезда. Столетний юбилей Эйзенштейна предлагает другой динамичный образ — кинематографического Корабля, плывущего сквозь штормы и штили ХХ века.
Сначала корабль назывался "Потемкин", и хотя у воинственного броненосца были предшественники в раннем кино, их имена сегодня мало кто помнит. Потом появилась изящная французская "Аталанта" (появилась тоже не без нашего участия, оператором Жана Виго был Борис Кауфман, брат Дзиги Вертова). А итальянцы, слывшие некогда мастерами постановочного кино, потрясли воображение масштабами экранного кораблестроения в "Сципионе Африканском" (1936-1937).
Еще один, после "Потемкина" и до "Амистада", мятежный корабль под сладким названием "Баунти" дал жизнь целым трем фильмам, снятым в 1935, 1972 и 1984 годах. "Корабль дураков" Стэнли Крамера стал одной из первых метафор общечеловеческой катастрофы. Выехавшие на морскую прогулку герои "Приключения" Антониони затерялись в волнах экзистенциальных потрясений. Феллиниевский Корабль вывез в открытое море хрупкий микромирок прекрасной эпохи модерна. И этот же Корабль незабываемым видением придал пугающую глобальность интимной вязи воспоминаний в "Амаркорде".
Наплывает и волна отечественных киногрез. Матросы Кронштадта, героические тени Нахимова и Ушакова неизменно вдохновляли создателей оптимистических трагедий. Пока горечь не окрасила судьбы военных моряков с торпедоносцев Семена Арановича и пленных русских солдат на барже в незабываемом эпизоде "Проверки на дорогах" Германа. Пока "Армавир" Вадима Абдрашитова не потащил с собой на дно Атлантиду советского кино.
Нет, Эйзенштейн ни в коем случае не отвечает за все эти мутации темы. И все же он исторически был первым, кто открыл невероятную мощь и эротическую потенцию Корабля. Отношения Броненосца и мятежной толпы рассматривались киноведами в тысячах самых экзотических аспектов, расшифровывались в символике античной трагедии и фрейдистской мифологии. Сам Эйзенштейн, лишь по недоразумению не встретившийся с Фрейдом, над этими интерпретациями, вероятно, только тихо посмеивался. И хотя больше никогда впрямую не обращался к "морской теме", набросал на полях и бумажных обрывках множество рисунков, с которых на нас смотрят веселые и задумчивые лица матросов...
Едва ли не каждый из тех, кто еще не так давно учился во ВГИКе, может подтвердить, что самыми ненавистными фигурами для них была троица Эйзенштейн--Пудовкин--Довженко. Как их тогда подавали и как они нами воспринимались — певцы революционных катаклизмов и творцы официозной просоветской киноклассики. Восхищение, которое вызывал Эйзенштейн у западных коллег, считалось прихотью сытых и свободных. Напряженность его отношений с властью не была осмыслена даже на таком хрестоматийном примере, как великий "Иван Грозный". Перестройка обрушила на "святую троицу" шквал обвинений и, казалось, сбросила ее с корабля современности. Но мудрый Сергей Михайлович пережил очередные гонения и встречает свое столетие уже в иной атмосфере — он вновь объявлен национальным достоянием. И надо полагать, это уже навсегда.
Вместо канонизированного монумента наконец обрисовался живой гениальный человек, не "оставшийся в истории", а питающий своей интеллектуальной и образной энергией сегодняшнее кино. Он стал героем документальных и игровых фильмов, объектом бесконечного цитирования и художественной полемики. По мотивам "Броненосца" замечательный мультиклипмейкер Збигнев Рыбчинский сделал музыкальный киношедевр "Лестница". Другой знаменитый поляк Роман Поланский снял фильм "Пираты", где спародировал главные сцены "Потемкина". Сооруженный им для этой цели многомиллионный парусник долго украшал гавань напротив фестивального Дворца в Канне.
Сегодняшние кинокатастрофы отличаются от вчерашних почти реальными бюджетами. "Амистад" и "Титаник" самими своими масштабами рождают запрограммированную в них символику. Эти образы сродни космическим кораблям, бороздящим моря далеких галактик. Но даже в них угадывается эйзенштейновский прообраз, созданный на черно-белой пленке, без компьютерных и прочих чудес — исключительно художественным талантом и человеческой страстью.
АНДРЕЙ Ъ-ПЛАХОВ