Впервые вышел по-русски самый популярный роман Джона Апдайка
Российская судьба этого американского беллетриста напоминает плутовской фарс с переодеваниями. Нам не дали принять и полюбить Апдайка таким, каков он есть. Сперва гениальный интерпретатор Виктор Хинкис дожал текст ранней, рыхлой книги "Кентавр" до чеканности диссидентского манифеста. Потом защелкали ножницы соцморали: из переводов нещадно вырезались ключевые "эротические" фрагменты. В результате цикл романов о Кролике и "Давай поженимся" были встречены в России недоуменным пожатием плеч. Относительно свежая "Бразилия" почти год сиротливо пылится на стендах. Наш читатель охладел к Апдайку, так и не столкнувшись с ним нос к носу.
Фарс продолжается. Вы не купите "Иствикских ведьм", ибо знаете одноименную хитовую комедию Джорджа Миллера (1987) с Джеком Николсоном, Шер, Сьюзен Сарандон и Мишель Пфайффер. Фильм снят через три года после выхода романа, и то, что Апдайк не убрал свое имя из титров, свидетельствует о здравом цинизме писателя. Ибо сюжет книги похож на сюжет картины, как Божий дар на яичницу.
Миллер сколотил насущную по тем временам, политкорректную, профеминистскую ленту. Князь Тьмы пытается опутать троих мещанок из штата Род-Айленд паутиной греха, но мещанки весело, с обильными спецэффектами, ухайдакивают Князя и тем подтверждают свою сугубую женственность. Хеппи-энд.
В романе Враг ускользнул невредимым; умерла от раковых метастазов и ведьминской ревности его нежная юная супруга Дженнифер (из кино ее вычеркнули), не виноватая ни в чем, кроме того, что у нее есть брат Крис — истинный объект страсти Хозяина. Бес бисексуален, в том-то и проявляется его бесовство. И на ритуальный, подробно, точно в акушерском справочнике, описанный гибельный сглаз трех женщин спровоцировал именно Хвостатый. Перед побегом ему надо было смести последнюю преграду между собой и Крисом. Преграду церковного брака. "Нами просто воспользовался Космос",— утешаются Александра, Джейн и Сьюки, самовольно присвоившие себе статус городских ведьм.
Отец Дженнифер и Криса — редактор местной газеты Клайд Гэбриэл. Некогда красивый, некогда талантливый, некогда работоспособный пьяница, сдуру раздолбавший кочергой череп истерички жены и затем весьма технично повесившийся; уже ради этих отчаянных, поразительных пятнадцати страниц в середине трижды стоит приобрести книгу целиком. Сьюки думает, что кошмар случился из-за нее. Из-за того, что Клайд с ней спал, влюбился и вышел из равновесия. Но в предсмертных мыслях Клайда — сплошной семейный долг, приличия, воспоминания о первой любви. Ни отсвета Сьюки.
Ни отсвета магии. Все запредельное у Апдайка откровенно ненатурально, игрушечно. Действие происходит в античные времена войны во Вьетнаме, на одинокие фантазии героинь накладываются позднейшие пересуды обитателей провинциального Иствика, штат Род-Айленд. Строится миф. Невыносимо жить, сознавая: тебя и детей бросил муж. Легче, как и случается в романе, представить, что он превратился в горсточку разноцветного праха, или сплющился в салфетку для чайного стакана. Легче вообразить, что ты обладаешь сверхъестественными способностями и умеешь насылать порчу...
Так они придумали Даррила Ван Хорна. В отечественной американистике этот персонаж часто сравнивается с булгаковским Воландом — но по какому признаку? У Апдайка Ван Хорн ни в коей мере не Сатана. Скорее, мелкий бес с неадекватным самолюбием. Смятенный, разорившийся, раздавленный обстоятельствами, прогоревший чертенок. Его единственный талант — "высвобождать то, что уже было в других".
Столь же скуп и талант самого Джона Апдайка. Автор "Ведьм" — прежде всего поэт, автор стихотворных сборников, каждое его произведение (и "Кентавр" тоже) взывает к эстетике, а не к этике. Ничем социальным он не озабочен всерьез, хотя и втравливает в свои тексты обманные публицистические знаки: Вьетнам... молодежь... феминизм... сатанизм... Главное, что существует в романе и что отброшено в фильме,— внезапные пируэты в лоно природы, описания невидимой за облаками стаи перелетных гусей или тяжко придушенной осенью лиственной рощи посреди диалога, словно бы вопреки фабуле. "Блестящий череп покрыт складками, как страницы книги, оставленной в росе",— сказано об одном из персонажей, и эта лапидарная метафора гораздо весомей, чем функция персонажа в сюжете.
Такова же и сверхзадача Апдайковых "Ведьм" — не социальная, а метафорическая. Сквозь сетку слов то и дело страшным контрапунктом прорастает натура — то вязкое болото под подошвами, то шестипалый кот под рукой. В кота вселился дух некоего адвоката XVIII века, за грехи продавшего душу дьяволу; но кот всего этого не понимает и жаждет быть просто котом.
А человек — человеком. Малоизвестный поэт моего отрочества будто по заказу сочинил четверостишие: "Давайте просто посмотрим на улицу. Женщины — я это заметил давно — или ведьмы, или мокрые курицы. И третьего не дано". Навсегда утратив фантастического Даррила Ван Хорна, героини наконец склоняются от легенды к реальности. Обзаводятся мужьями, пусть потасканными, но более или менее престижными. Оседают на днище быта. Заталкивают на антресоли свое ведьмовство.
БОРИС Ъ-КУЗЬМИНСКИЙ
Джон Апдайк. Иствикские ведьмы. М.: Вагриус, 1998.