Вещи особой редкости

В парижской штаб-квартире Hermes показали новые работы дизайнера Пьера Арди. Художник-иллюстратор по образованию, проектировщик женских туфелек, он уже несколько лет работает над ювелирными коллекциями дома. В новой коллекции он использовал мотивы гермесовских сумок, но главной ее частью стали четыре особых произведения — браслеты-сумки, уменьшенные в размере, но узнаваемые. Это Kelly, чья крокодиловая кожа воспроизведена в розовом золот, это Birkin, украшенная 2712 бриллиантами, а также Chaine d`Ancre в белом золоте и бриллиантах и сплетенная из золотых нитей Nausicaa.

— Когда вы представляли вашу первую коллекцию, вы ее назвали "высокая бижутерия" — haute bijouterie. Может быть, это уже ювелирное искусство — haute joaillerie?

— Нет, я так все равно не думаю. Ювелирное искусство — это прежде всего камни, увесистые, единственные, а то, что делаю я, более связано с особыми техниками, со специфической ручной работой. Ну и уж во всяком случае, если это и часть высокого ювелирного искусства, не мне этим хвастаться.

— Но раньше это были не отдельные ювелирные шедевры, а серии аксессуаров, которые вы добавляли к модным моделям Hermes, сейчас вы создали вещи изолированные, не нуждающиеся в костюмах вокруг.

— Да, это правда. Это объекты, полностью выключенные из привычной моды. Это-то мне более всего и дорого. Интересно следовать ритмам моды и ритмам времени, но не менее интересно делать вещи, которые существуют вне времен, сезонов и коллекций. Вещи особой ценности и редкости. Главное их качество — редкость: и в манере и техниках, в которых они были созданы, и в количестве экземпляров, которые будут существовать на свете.

— Но с точки зрения цены вы готовитесь превзойти ваших соседей по кварталу — Cartier и Van Cleef & Arpels?

— Цена — результат, а не цель. Нужно четыре или шесть тысяч часов работы, чтобы сделать один такой художественный объект. Не то чтобы объект делается специально, чтобы достичь такой цены за миллион евро, цена определяется по результатам, когда он сделан и ясно, сколько на него потрачено. Не в ценниках была задача. Мода Hermes родилась с модернизмом — в 1920-х, но мне кажется, что у Hermes есть еще одно важное качество. Мода Hermes очень французская, очень культурная, очень традиционная, я и работал над культурными формами, над формами икон стиля — в данном случае сумок. Это уже установленные объекты, уже классические, все их знают — и интересно все дальше уходить от этих форм в материалах и манере работы, превращая их в ювелирные украшения.

— Какое место в традиции ювелирного искусства Франции могут занять ваши вещи?

— Это можно сказать только со временем — займут ли они какое-нибудь место и займут ли вообще.

— Ваша первая коллекция была создана в духе ар-деко 1920-х, нынешняя напоминает о постмодернизме 1970-х.

— Ни в тот, ни в этот раз это не было специальным желанием. Первая коллекция и вправду была геометрична, потому что такова была эстетика этого периода. Я шел более от пуризма, чем от геометрии. И в этот раз тоже можно говорить о пуризме — моими целями были уменьшение, концентрация эффекта от предмета. Называйте это постмодернизмом или необарокко — все годится.

— Вы давно уже работаете для ювелирных коллекций Hermes, а вы встречали людей, которые носят ваши украшения? Знаете ли вы своих клиентов?

— Разве что случайно. У них нет единого образа. Их носили и женщины в джинсах и тишотках, с которыми я встречался в самолете, и дамы в вечерних платьях в пол, поэтому я никогда не изобретаю для себя клиента — пусть вещи сами сделают выбор.

— Сделаете ли вы украшения для мужчин?

— Есть марки, которые делают украшения для мужчин, но мне кажется, что в большинстве случаев это ложный подход: ну-ка давайте сделаем такую вот маскулинную, мускулистую ювелирку и подзаработаем еще денег. Я не готов, я не против того, чтобы мужчины носили кольца или камни, это может быть красиво...

— Но не ваши же сумки?

— О да! У них исключительная женственность, линия принадлежит только женщинам. Это суперфемининная коллекция, которая возводит в фетиш женщину и ее любимые предметы.

— Мне было забавно видеть уменьшенные варианты сумочек на цепочках. Это что, утешительные призы?

— Вовсе нет, работа шла в обратном направлении. Мы сделали маленькие сумочки как чисто ювелирные украшения, а потом я подумал: а что если сделать их еще больше? Может быть, мы получим объект, который был бы и украшением, и реальной сумочкой в одно и то же время... Многие спрашивают, как передать в золоте крокодиловую кожу. Это секрет. Чтобы не превратить сумку в коробочку, мы искали возможность сделать металл похожим на реальную крокодиловую кожу не только по виду, но и по поведению материала — эта ювелирная золотая кожа выглядит одинаково хорошо и с лица, и с изнанки. Мы это патентуем сейчас, и я пока что лишен возможности вам все объяснить подробно.

— А что можно туда положить?

— Носовой платок, кредитную карточку, любовную записку — и никаких смартфонов. Но это не вещь на каждый день Я даже не могу себе представить, кто и по какому поводу будет носить эти вещи.

— В туфельках, которые вы проектируете, всегда видна рука художника-графика. Ясно, что вы их сначала нарисовали, а потом создали в натуре. А здесь — вы рисовали или проектировали на компьютере?

— Я не работаю на компьютере. Я рисую, и результат похож на мои первые эскизы. А что, вам кажется, я работал на компьютере? Меняя масштаб и материалы, нужно все переделывать — нельзя уменьшать и увеличивать механически.

— Что общего между работой дизайнера обуви и ювелирного дизайнера. Как, кстати, вы сделали этот шаг?

— Благодаря арт-директору дома Пьер-Алексису Дюма — он мне предложил, и я согласился. А разница — вот такая. У обуви размер заявлен раз и навсегда — это женская ножка, вариантов немного. Украшение может быть очень разным. К тому же обувь — вещь временная, более игровая. Украшение — это нечто вечное.

— Правда ли, что у вас аллергия на лошадей?

— Я никому этого не говорил! Это ведь странно звучит в штаб-квартире Hermes. Но это чистая правда. Лошадь для меня прекрасна — но издали, на картинке.

Беседовал Алексей Тарханов