Светлый мистик

Умер Эдуард Штейнберг

Некролог

В Париже на 76-м году жизни скончался после долгой болезни один из ключевых художников андерграунда, переосмысливший линию супрематизма в условиях духовных поисков инакомыслящих интеллигентов.

Сын переводчика и поэта Аркадия Штейнберга был коренным москвичом. Художественного образования Эдуард Штейнберг не получил и занимался живописью под руководством отца, учившегося во ВХУТЕМАСе. Самая содержательная часть его жизни проходила в городе Тарусе, одном из заповедников творческой интеллигенции. Там же состоялась первая выставка в 1961 году. Штейнберг включился в круг андерграунда и показывал работы на многих ключевых для его истории выставках, от однодневной экспозиции в кафе "Дружба" до знаменитой "бульдозерной". Как и у многих талантливых подпольщиков, у Штейнберга завязались отношения с европейскими галереями, и в конце 1980-х он переезжает в Париж, навещая родину практически исключительно ради Тарусы.

Штейнберг рано нашел свою цветовую гамму — оливковые, бежевые, серые тона, напоминающие о любимом продвинутой публикой итальянском метафизике Джорджо Моранди. В ранних натюрмортах предметы как будто утопают в сгущенном молоке, они залиты ровным теплым светом. В конце 1960-х Штейнберг открывает для себя живопись Казимира Малевича и супрематизм. Под влиянием глухих отголосков авангардного проекта Штейнберг переходит на геометрическую абстракцию. Главными героями его полотен становятся квадраты и треугольники. Нежность, однако, сохранилась в неприкосновенности. Время не располагало к тому, чтобы осознавать идеи Малевича как продолжение футуризма, поиск средств для передачи динамики современного мира, попавшего в лапы машин. В Малевиче видели преимущественно метафизика. "Черный квадрат" можно понимать и как ключ к простоте индустриального мира, и как символ социальных перемен, победу над искусством для иерархического общества, и как вход в бесконечность. Для Штейнберга был важен последний из перечисленных смыслов.

В 1970-е он вошел в круг художников, названных чешским искусствоведом Индржихом Халупецким "Сретенский бульвар". В мастерской Ильи Кабакова на бульваре, давшем название группе, обсуждали искусство, философию и то, что эти две области могут друг другу дать. В группе выдвинулись два конкурирующих интеллектуала с противоположными по смыслу позициями — Борис Гройс и Евгений Шифферс. Гройсу суждено было стать ведущим интеллектуалом в области современного искусства, Шифферс — фигура до сих пор малоизвестная. Это объясняется, в частности, тем, что Шифферс умер в 1997 году, не успев как следует развернуться в неподцензурную эпоху. Суть спора Шифферса и Гройса заключалась в разном подходе к тому, как интерпретировать искусство. Для Гройса искусство работает со штампами, стереотипами общественного сознания и мифами. Шифферс настаивал на том, что искусство — это духовная практика с глубокими архаическими корнями. Это была вариация противостояния "западников" и "славянофилов" в России XIX века, с одной стороны, и разногласий Зигмунда Фрейда и Карла Густава Юнга — с другой.

Когда художники "Сретенского бульвара" определились с тем, кто им ближе, в дружеском кругу произошел раскол. Штейнбергу был ближе Шифферс. Мистик и христианин в личине чуть ли не тайного епископа говорил, что Штейнберг "припоминает Святую Троицу", имея в виду, что избранный художником вариант абстракции основан на глубоко прочувствованных религиозных архетипах и является чем-то вроде молитвы забытым и забитым агрессивной окружающей средой богам. Увлечение различными религиозными практиками было практически обязательным для интеллигенции, нелояльной советской власти. Правда, в качестве искусства по теме она употребляла вещи намного более простые, можно сказать, лубочные. Штейнберг, напротив, дешевым символизмом не увлекался и вне зависимости от того, во что верил, оставался художником тонким, закрытым в идеально выстроенных композициях своих полотен. Близкие люди и случайные знакомые в один голос вспоминают его энергию, юмор и душевную щедрость. Это тот случай, когда стоит возобновить отношения и с его личностью в многочисленных мемуарах, и с его искусством — кабинетным супрематизмом высокой пробы.

Валентин Дьяконов

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...