Премьера балетов "Моцартиана" и "Сны о Японии" в Большом театре
Появлению в репертуаре Большого этих незапланированных премьер способствовала Нина Ананиашвили. На время прервав всепланетный марафон, в текущем сезоне она более чем активно включилась в жизнь родного театра, став верной союзницей Владимира Васильева. Именно благодаря ей Большой допустил на свою сцену Алексея Ратманского, пожалуй, самого талантливого из молодых отечественных балетмейстеров. Та же Ананиашвили, влюбившись в "Моцартиану" Джорджа Баланчина, добилась у баланчинского фонда разрешения на постановку этого балета.
"Моцартиана" — балет для примы, двух танцовщиков, четырех корифеек и четырех девочек-учениц — была поставлена Баланчиным за год до кончины. Легкая конструкция (антре балерины, мужская вариация, соло корифеек, неканоничное разросшееся па-де-де и общая кода) покоится на фундаменте призрачно-неосязаемом — на индивидуальности балерины. Это объяснение в любви несентиментального маэстро своей музе Сьюзен Фарелл, забальзамированное в прозрачной прохладе баланчинской классики, слегка стилизованной под XVIII век.
Баланчин знал Сьюзен как облупленную: заприметил ее еще в школе NY City Ballet. Знал и любил ее прозрачную непроницаемость, отчетливый выговор идеальных ног, спокойную грацию изящных рук и тайную строптивость, едва уловимую сквозь слой невозмутимой покорности. "Моцартиана" — портрет балерины-интраверта, пробужденной красавицы, не увидевшей рядом с собой поцеловавшего ее принца. Безупречно логичная цепь комбинаций, лишенных пафоса и внешних эффектов, способна остановить зрительское сердце своевольной синкопой ритма, очаровательной незаконностью беглого поворота на пятках, заторможенным пируэтом, вдруг оборванным резкой позой.
В отличие от других баланчинских балетов "Моцартиана" — редкий гость на мировых сценах: печать первой исполнительницы слишком явственна, чтобы ею пренебречь. В Москву балет переносила сама Фарелл — работала с артистами около двух недель. То ли невелик ее педагогический дар, то ли не хватило времени, то ли непереводим сам шедевр — только предъявленное на сцене Большого произведение, хоть и дает некоторое представление о хореографическом тексте, все же не способно пробудить сколько-нибудь сильные эмоции: вялое сожаление у тех, кто знаком с первоисточником по видео, вежливую скуку — у остальных.
Впрочем, мало кто так не подходит на роль протагонистки, как Нина Ананиашвили, тайн и полутонов не ведающая, стилистическими изысками не озабоченная, хрупкостью не отличающаяся — балерина с крепкой московской школой и школьными же суждениями об актерском мастерстве. В ее исполнении "Моцартиана" выглядела так, как звучало бы послание Пушкина к Керн, если бы его интерпретатор не выговаривал шипящих и судил о любви по мыльным сериалам.
"Сны о Японии", поставленные Алексеем Ратманским специально для артистов Большого театра, иллюстрируют нехитрую истину: первое исполнение хорошего балета все равно выигрышнее, чем копия шедевра. Сомнительные японские фантазии, воспринимавшиеся как довесок к "Моцартиане", в результате оказались гвоздем программы.
Молодой балетмейстер, больше половины своей профессиональной жизни проведший за границей, прекрасно знает и хореографическую культуру Запада, и потребности отечественного балета. Он сделал балет одновременно экзотический и доступный, эмоциональный и зрелищный, компактный и стройный, одинаково необходимый и публике, и артистам.
Алексей Ратманский строго дозирует пластические изыски и любимую зрителем классическую виртуозность, эксплуатирует известные достоинства артистов и показывает их незнакомую грань, жесткую темпо-ритмическую фактуру прерывает выразительными стоп-кадрами мизансцен, знает цену сценическому времени. Его можно обвинить в конъюнктурности и потворстве массовому вкусу, но нельзя отрицать, что балетмейстер избрал действенный способ привлечения публики к современному танцу — зрительный зал на "Снах" отнюдь не дремлет.
Сообщив, что название балета определяется его жанром ("как если бы, засыпая, я листал роскошно изданный альбом о театре кабуки"), балетмейстер с ходу избавился от упреков в недостаточном проникновении в японскую культуру. Он разделил спектакль на "разогревающие" артистов и зрителей интродукцию и финал и четыре миниатюры, поставленные по сюжетам пьес театра кабуки. Японская музыка мастерски переложена для ударных, флейты и скрипки Виктором Гришиным и, на неискушенный слух, адекватно исполнена под руководством Александра Сотникова.
Семь титулованных солистов-классиков, ряженных японцами, отрываются от привычного репертуара с явственным наслаждением. Некстати улыбаясь, трясет комсомольской челкой экс-прима Мариинки Татьяна Терехова — призрак-гермафродит, объединивший души погибших любовников; максимум доступного ей эротизма демонстрирует Нина Ананиашвили — отвергнутая девушка, превратившаяся в огненную змею; охотно и неумело ломает непривычной пластикой точеную фигурку преследуемая призраком Инна Петрова; легок и точен в движениях ее муж (а по роли любовник) Сергей Филин; даже основательный Алексей Фадеечев теряет обычную невозмутимость, подвергнувшись яростной атаке женщины-змеи.
Среди обвешанного званиями состава умным гибким телом и превосходными данными выделяется нетитулованный Дмитрий Гуданов в образе "девушки-журавля, плачущей о несчастной судьбе". И до оторопи неожидан Андрей Уваров: главный принц Большого театра с безупречными манерами и неистребимым академизмом обернулся тинейджером с кислотной дискотеки ("человек, обезумевший от приросшей к его лицу львиной маски"). При этом двойные assembles, jete en tournant и туры Уварова сохранили обычную безупречность. Публика ревет и стонет.
К сожалению, оба балета будут идти в Большом театре всего два сезона, по пять представлений в каждом — таковы условия контракта. Фактически они принадлежат Нине Ананиашвили. За границей количество представлений не ограничено. Сейчас "Сны о Японии" прокручивают в Стране восходящего солнца.
ТАТЬЯНА Ъ-КУЗНЕЦОВА