Новость о том, что в нью-йоркском Музее современного искусства состоится недельная ретроспектива творчества группы Kraftwerk (каждый вечер — живой концерт, плюс множество сопутствующих мультимедийных игрушек вроде трехмерной визуализации картинок на альбомных конвертах), была встречена с энтузиазмом — билеты разошлись за два часа, онлайн-кассы не выдержали наплыва желающих и рухнули, будто под DDoS-атакой. Ничего удивительного: пару лет назад пионеры немецкой электроники победили в интернет-голосовании за музыкальный проект, больше всего заслуживающий включения в Зал славы рок-н-ролла, опередив Deep Purple, Guns'n'Roses и The Cure (даром что рок-н-ролл — и вообще рок-музыку — они никогда не играли). А отсылки к Kraftwerk встречаются в самых неожиданных контекстах: от творчества группы U2, превратившей в сентиментальную балладу их песню "Neon Lights", до фильма "Большой Лебовски", где в одной из сцен фигурирует немецкая группа Autobahn — в ней на раз угадываются крафтверковские люди-роботы. Кроме того, ради этой серии концертов в Нью-Йорк практически целиком привозят легендарную звукозаписывающую студию Kling Klang, в которой Kraftwerk последние без малого сорок лет ковали свои хитроумные секвенсоры и драм-машины. Посторонним доступ в святая святых всегда был заказан — а тут потаенная творческая лаборатория внезапно фактически становится объектом передвижной выставки. Так что интерес публики к ретроспективе Kraftwerk вполне объясним.
Между тем самое интересное во всей этой истории — не считая живого исполнения великих альбомов "Autobahn", "Trans-Europe Express", "The Man Machine" с первой до последней ноты — это то, где она происходит. Статус Kraftwerk вполне позволил бы группе отправиться в стадионный тур по США — тем не менее музыканты избрали для своей ретроспективы музейное пространство, и это представляется очень точным решением (хотя те, кому не хватило билетов, вероятно, могут поспорить). Дело в том, что в свои золотые годы Kraftwerk были, что называется, не совсем про музыку. Показательный момент: хотя основатели группы, Ральф Хюттер и Флориан Шнайдер, познакомились друг с другом, будучи студентами Дюссельдорфской консерватории, уже через несколько лет после появления ансамбля Шнайдер окончательно забросил флейту, по классу которой учился, и пересел за синтезаторы, на которых вообще-то толком не умел играть. Странный шаг для музыканта — но абсолютно логичный для артиста в широком смысле этого слова, который мотивирован в большей степени вопросами стиля, нежели соображениями исполнительского качества и техники игры. Стиль Kraftwerk, оформившийся в индустриальных пейзажах рурского бассейна, требовал от Шнайдера освоить синтезаторы и секвенсоры, он же обусловил появление на конвертах пластинок группы конструктивистских плакатов в духе Эля Лисицкого, и даже сама жизнь участников ансамбля, по крайней мере в ее публичной части, в определенный момент стала от него зависеть. Хорошо известна история о том, как художник Эмиль Шульт сделал серию фотографий Kraftwerk для оформления диска "Trans-Europe Express" — в ход в конечном счете пошли лишь те, на которых никто не улыбался, ибо в панъевропейской технологической утопии, которую группа запечатлевала и на этом, и на других своих классических альбомах, нет места улыбкам.
Творчество Kraftwerk, таким образом, представляло и по-прежнему представляет собой воплощенный гезамткунстверк, то есть произведение, созданное посредством синтеза различных видов искусств, включая даже жизнетворчество. В песне Дэвида Боуи, посвященной Энди Уорхолу, есть строчка "я хотел бы сам стать галереей",— музыканты Kraftwerk (кстати, дружившие и сотрудничавшие с Боуи в его берлинский период в конце 1970-х) претворили эту программу в жизнь. Впрочем, работали они, конечно, не только над собой, но и над миром вокруг — благо еще в XIX веке, когда было сформулировано понятие гезамткунстверка, конечной целью подобного синкретического произведения искусства заявлялось художественное преображение действительности. Между прочим, именно эти соображения двигали и деятелями русского авангарда, на которых Kraftwerk не раз ссылались в своих записях — не зря его расцвет пришелся на эпоху больших социальных потрясений. Русский конструктивизм был пластическим и изобразительным эхом революции, даром что в скором времени оказался новой стране не нужен и даже враждебен. Послевоенная Германия очевидным образом тоже была новой страной, к тому же с самого рождения ощущавшей на губах горький вкус стыда и поражения. В этих условиях от тамошних авангардистов требовалось, как минимум, удачно декорировать неприглядную среду обитания, а как максимум — изменить ее к лучшему средствами искусства. Именно этим — на звуковом уровне — и занялись сначала представители так называемого краутрока (специфически немецкой разновидности психоделической рок-музыки), а затем и электронщики.
При этом если деятели русского авангарда очень скоро на собственном примере подтвердили тезис о том, что революция пожирает своих детей, то Kraftwerk повезло больше. Им удалось, во-первых, сконструировать новую звуковую реальность, в которой по сей день существует значительная часть электронной музыки: установку на монотонность, на бесстрастный бит ритм-машин и зацикленные, повторяющиеся бесконечное множество раз мелодические петли, с готовностью восприняли апологеты техно, синти-попа, космического диско и других жанров. Во-вторых, Kraftwerk выработали яркий, свободно конвертируемый стиль — ведь, скажем, электроклэш с его культом роботов был именно его изводом лет двадцать спустя. В-третьих, они заставили окружающих по-новому взглянуть на взаимоотношения музыки и технологии, или даже шире — популярной культуры и фундаментальной науки. До Kraftwerk "мир поп" об инновациях в электроакустической сфере знать не знал — а теперь каждый второй электронщик собственноручно паяет какой-нибудь диковинный аппарат. Короче говоря, в Зал славы рок-н-ролла, несмотря на внезапный (и обнадеживающий!) консенсус пользователей интернета, Kraftwerk вряд ли попадут или попадут нескоро. Зато они привлекли к себе внимание музейных кураторов, которые из всех динозавров поп-музыки именно в них небезосновательно усмотрели своих единомышленников. Ни Deep Purple, ни Guns'n'Roses, ни The Cure недельная творческая ретроспектива в нью-йоркском Музее современного искусства точно не грозит.
Нью-Йорк, MoMA, с 10 по 17 апреля