Фестиваль / театр
На проходящем в Москве фестивале "Золотая маска" киевский Центр современного искусства "Дах" представил спектакль Владислава Троицкого "Король Лир. Пролог". Рассказывает РОМАН ДОЛЖАНСКИЙ.
Название спектакля в программе "Золотой маски" дополняло три пояснения — при участии этно-хаос-группы "ДахаБраха", в рамках проекта "Украина мистическая", третья часть шекспировского цикла. И хотя "Дах" — едва ли не единственное место, которое сразу приходит на ум, когда речь заходит об экспериментальном, независимом театре сегодняшней Украины, а режиссер и художественный руководитель центра Владислав Троицкий — первый, о ком вспоминаешь, если нужно порекомендовать современно мыслящего киевского театрального деятеля и продюсера, далеко не все его работы известны Москве. И неудивительно, что, не зная о шекспировском цикле "Даха" и вдохновившись присутствием в зале Центра имени Мейерхольда, где играли свой спектакль киевляне, шекспироведов и почтенных историков театра, зрители принялись выискивать в начавшемся бессловесном действе-танце аналогии с трагедией "Король Лир". Поначалу было тяжело, в зале прямо чувствовалось, как нагревались от напряжения театроведческие мозговые извилины, пытавшиеся понять, кто из актеров в масках и полуфольклорных костюмах может быть королем Лиром, а кто — женихами отсутствующих принцесс. Когда же на сцене появились одетые в длинные платья три женщины с прикрытыми лицами и красными повязками на горле, зрителям стало гораздо легче — вот они, Лировы дочки. Однако первое действие вскоре кончилось, толком ничего не прояснив.
В перерыве "Ъ" повстречался театральный педагог и мыслитель Клим, долго сотрудничавший с "Дахом". Он рассказал, что в пояснениях в первую очередь нужно было написать, что спектаклю уже восемь лет, что создавался он в эпоху "оранжевой революции" и рассматривать его следует именно в этом контексте. Сразу стало понятно, что бугристые, неприятно-зеленоватые маски на лицах актеров — напоминание об обезображенном после отравления лице лидера революции, а женщина с сельскохозяйственной косой — в действительности женщина с косой на голове. И что не с шекспировским "Королем Лиром" нужно искать соответствия, а с киевским революционным Майданом, что похожая на загробный бал-свадьбу первая часть спектакля должна напоминать не о разделе королевства, а об уже растерзанной стране, мучительно выбирающей себе суженого-поводыря.
Второе действие, однако, обесценило как вечные шекспировские, так и "второй свежести" политические аллюзии — хотя в медитативном ритуале, исполненном на засыпанном ровным слоем черной земли полу, можно было по-прежнему выискивать короля и шута, президента и премьер-министра. Однако даже действующие лица высокой трагедии, не говоря уж о персонажах площадного политического фарса, быстро "растворились" в замедленном, чем-то напоминавшем древний японский театр сценическом ритуале. По сцене словно не только рассыпали чернозем, но и разлили страх перед мистическим предопределением судеб. Время будто бы замерло, и безмолвные персонажи, похожие то на жрецов неведомого культа, то на кукол, покорных воле небес, адресовали свои демонстративно-заторможенные действия не залу и не друг другу, а подземным или небесным силам. Красота мизансцен напоминала о каком-то холодном ужасе, но не пугала им, а завораживала и приковывала взгляд. Спектакль словно втягивал зрителя в себя, и те, кому удалось ритмически совпасть с ним, несомненно, получили наслаждение. Те же, кому этого сделать не удалось, испытывали изнеможение, но и оно казалось возвышенным чувством.
Не будь группы "ДахаБраха", этот спектакль, конечно, не родился бы. Ее название переводится со староукраинского как "давать и брать". Музыканты брали в разных источниках — от народных песен до панк-кабаре, "дали" же они, то есть создали, удивительное звуковое поле, способное как парализовать слушателя, заставив чувствовать, что звуки буквально вползают под кожу, так и завести его, заставить сожалеть о том, что неприлично присоединиться к артистам. Помечтать можно было лишь об одном — чтобы спектакль не был ограничен геометрией театральной коробки. Ему бы больше подошел какой-нибудь пространственный абсолют, поле под открытым небом или темница глубоко под землей.