Безлебединая песня

Юбилей Нины Ананиашвили в Театре имени Шота Руставели прошел без лишней торжественности

Юбилей балет

На сцене Театра имени Шота Руставели начался фестиваль в честь 30-летия балеринской карьеры Нины Ананиашвили. На открытии руководимая ею труппа Тбилисского театра оперы и балета представила программу одноактных балетов, два из которых танцевала героиня вечера. Из Тбилиси — ТАТЬЯНА КУЗНЕЦОВА.

Празднование внушительного балеринского юбилея получилось международным и весьма представительным. Что вполне естественно, ведь Нина Ананиашвили — единственная советская балерина, которой удалось сделать блистательную мировую карьеру без отрыва от основного места работы — труппы Большого театра. В нем она протанцевала 23 года, а параллельно была желанной guest star, а то и полноправной примой в добром десятке мировых компаний. На юбилей звезды съехались арт-директора "Ковент-Гардена", Датского королевского балета, Американского балетного театра и других трупп, а также ее бывшие партнеры, нынешние российские балетные начальники во главе с худруком Большого Сергеем Филиным. Несмотря на статусных гостей, атмосфера в аншлаговом зале Драмтеатра имени Шота Руставели (здание самого Театра оперы и балета, согласно мировой моде, находится на реконструкции) царила непринужденная: никаких торжественных речей, правительственных наград и прочих признаков подведения итогов творческой жизни. Да и программа вечера монументальностью не отличалась.

Одноактный "Сагалобели" ("Песнопения"), поставленный хореографом Юрием Посоховым четыре года назад на традиционную грузинскую музыку, чрезвычайно идет этой труппе. Это, конечно, не haute couture, но стильное, европейски скроенное pret-a-porte. Хореограф не унизился до заимствований фольклорных элементов — в его бессюжетном балете на семь пар не найти ни раскинутых орлом рук, ни семенящей женской походки, ни характерных гасм. Но классические композиции придуманы и исполнены так, что сквозь каждое pas de bourre или attitude сквозят национальные характер и стать. Массовые и сольные номера, нанизанные, как бусины в четках, скользят ловко и гладко, не цепляя глаз. Но лишь только мелькнет мысль о банальности хореографии, как тут же какая-нибудь еще не виданная поза, поддержка или связка па заставит признать за автором и вкус, и фантазию — особенно в адажио и женской вариации, блистательно исполненной легконогой Лали Канделаки.

Балет "Тампопо" для трех танцовщиков и трех музыкантов был поставлен эстонцем Теэтом Каском специально к этому вечеру и стал главной неожиданностью: никто еще не осмеливался так задорно фамильярничать с философской музыкой минималиста Арво Пярта. Тон задает первая же вариация Нины Ананиашвили. Облаченная в полупачку и черный комбинезон с яркими аппликациями, балерина-клоунесса с аффектированным энтузиазмом резво сучит ножками под мерное пиление виолончелиста, усиленной мимикой призывая его играть побыстрее да повеселее. За такой экспозицией, диктующей условия игры, следует трио, в котором хореограф иронизирует над патетикой типовых пяртовских балетных адажио. Два кавалера носят партнершу, как деревянный тотем, прилаживая ее то горизонтально, то вертикально, передавая с рук на руки, устанавливая в правильные позы и проделывая все эти манипуляции с благоговейной серьезностью. Музыкантам, облаченным в пышные черные одеяния, смятые на манер оригами, и рогатые головные уборы, намекающие на боевые шлемы викингов (отличная работа художника Нино Чубинишвили), тоже достается: хореограф сажает пианистку на пол, скрипачку заставляет играть, держа инструмент вертикально и на весу, а виолончелиста ставит на тумбу этаким надгробным памятником серьезной музыке. Однако к середине спектакля остроумие господина Каска иссякает. Действие распадается на серии невнятных променадов, персонажи теряют актерские задачи, музыка окончательно отделяется от танца. И когда Нина Ананиашвили в финале балета заливается смущенным смехом и виновато разводит руками, кажется, она действительно извиняется за неудавшийся эксперимент. И зря: для творческого долголетия жизнеутверждающий риск поважнее вечных "Умирающих лебедей".

Впрочем, завершился вечер патентованной классикой: трогательной мелодрамой "Маргарита и Арман", сочиненной Фредериком Аштоном на музыку Листа для немолодой Марго Фонтейн и юного Рудольфа Нуреева. В этой английской хореографии, где аристократизм и природный вкус важны не менее, чем актерское мастерство, Нина Ананиашвили чувствовала себя как рыба в воде. Умение держать наэлектризованную паузу, способность выразить одним жестом целый вихрь эмоций, мастерство, позволяющее упоенно отдаваться поддержкам и при этом педантично дотягивать подъем и сохранять правильность поз,— все это искусство уходящей актерской эпохи явила балерина Ананиашвили в своей Маргарите. И хотя ее Арман был слишком почтителен и робок, старик Дюваль — карикатурно ходулен, а массовка, изображающая парижский свет, зажата, как новобранцы на плацу, эта Маргарита одна держала на себе весь спектакль. Точно так же, как Нина Ананиашвили держит в своих изящных руках весь грузинский балет.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...