Лиза Голикова о Варе и Феде

Этой зимой мы не успели слепить снеговика. То не было снега, то было слишком морозно, то, напротив, слякотно. В общем, не вышло. В прошлом году мы слепили огромного снеговика еще в феврале, когда было очень много снега. И каждый раз, гуляя в парке, мы наблюдали за приходом весны. Снеговик день ото дня становился все меньше и меньше, а однажды от него осталась только морковь. Дети, видя тающего снеговика, почти ежедневно имели основания утверждать, что зима закончилась и совсем скоро наступит лето. В этом году ориентироваться не на что: снеговика нет.

— Мам, какое сегодня число?

— Восемнадцатое марта.

— Скоро весна?

— По календарю уже она.

— А по-настоящему?

И вот тут мне надо бы сказать что-то вроде "вот когда наш снеговик полностью растает, от него останется одна морковка, и тогда можно будет считать, что наступила весна". Но снеговика все-таки нет.

— Мама, а весна точно придет? — уверенность детей с каждым днем становится все менее очевидной. Особенно когда после нескольких дней солнца вдруг снова начинает идти снег.

— Придет, конечно.

— Ты обещаешь?

В этом вопросе появилось столько сомнений, причем не столько от неприхода весны, сколько от девальвации обещаний. В этом — моя вина. Мы в последнее время обещаем друг другу довольно много всего. Настолько много, что Варя взялась записывать все эти обещания в свой блокнот. Вряд ли мы, конечно, сумеем прочесть эти бесчисленные каракули, но количество исписанных страниц впечатляет, а чувство долга неуклонно растет. В детском лексиконе теперь так часто встречается "мама, ты же обещала", и это звучит как упрек. Хотя им, наверное, не является. И пока это не превратилось в обиду, но еще чуть-чуть — и это произойдет. А тут еще и эта весна, даже не обещана, а гарантирована, но ее до сих пор нету.

Я боюсь даже не несбывшихся ожиданий, а того, что дети потеряют чувство ответственности, которое сопровождает слово "обещание". Так произошло в свое время со мной, поэтому, раздавая обещания, я часто не сопоставляю их со своими возможностями. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы это произошло с детьми.

— Мам, ты же обещала, что мы пойдем на каток,— укоризненно произносит Варя в тот момент, когда ей уже пора ложиться спать, а в списке обещаний еще осталось столько всего невыполненного.

— На каток мы пойдем завтра,— говорю я, и уже после этого нового обещания вспоминаю, что с утра уже было обещано поехать в музей, а потом — кормить голубей и еще — готовить пиццу. Мы обязательно что-нибудь не успеваем, и это превращается в новые отложенные обязательства. Еще чуть-чуть — и я моральный банкрот. И среди моих кредиторов нет первой и второй очереди.

Как выбраться из этой долговой ямы, которая с каждым днем становится все глубже? Можно, например, начать отказывать. Выполнить все обещанное и с осторожностью брать новые долги. Второй вариант — сделать обязательства взаимными. То есть обещать взамен на обещания. Например, "пойдем в цирк, если сделаешь уроки", "подарю тебе куклу, если не будешь капризничать", "получишь сладкое, если съешь суп". Мне тошно и от первого варианта, и от второго. Как можно отказать ребенку в том, что является не капризом, а потребностью, которую следует, напротив, поощрять? Варя, к примеру, хочет играть на скрипке, и я уже полгода обещаю дочери отвезти ее в музыкальную школу. Федя давно мечтает сходить в океанариум: я обещаю, но каждый раз откладываю этот поход, поскольку боюсь толпы людей и, соответственно, вирусов. Я вполне умею говорить детям "нет" в ответ на капризы и шалости. Тут — другое.

Как-то за завтраком я предложила детям реформировать систему обещаний. То есть придать ей системный вид. Дети согласились: мы написали каждое обещание на отдельном листке бумаги и решили, что каждый день будем вытаскивать по одному. Если обещание выполнено — можно написать одно новое пожелание, если не выполнено — новых обещаний должно быть три. Аналогичным образом мы поступили с их обещаниями. Получилось вроде бы очень честно. Тем утром на моем листе обещаний было написано "Поход в Третьяковскую галерею", на детском — "Выучить пять английских слов". Взаимные обязательства оказались весьма дисциплинирующими. Мы отправились в галерею с утра и, стоя в очереди на улице, дети принялись выполнять свое обещание, заучивая английские слова.

Вечером, после того как наши обещания были выполнены, мы церемониально разорвали в клочки листки бумаги, на которых они были написаны. Дети взяли два новых листа и принялись выводить на них новые обещанные буквы. Так продолжалось почти две недели.

Однажды Федя отложил листок бумаги:

— Мама, давай пока не будем писать никаких новых обещаний? Мы ведь сделали уроки и выучили почти все английские слова.

Мы продолжали выполнять обещания и рвать исписанные листы, а через пару недель из всех обещаний осталось одно — слепить снеговика следующей зимой.

— А зима точно придет? — у Феди еще остались какие-то сомнения.

— Придет, теперь уж точно придет. Ведь мы с тобой это пообещали.