Руководитель департамента здравоохранения города Москвы ЛЕОНИД ПЕЧАТНИКОВ рассказал о том, как он уменьшает в разы закупочную стоимость медоборудования и цены на лекарства, снижает в столице до европейских показателей детскую смертность и проводит модернизацию столичного здравоохранения, а также о том, как относится к угрозам в свой адрес.
— Что изменилось в системе здравоохранения Москвы с вашим приходом (с декабря 2010 года)?
— До работы в правительстве Москвы я никогда не был чиновником. Всю жизнь я лечил больных. Возглавив департамент, самые большие проблемы, которые я увидел,— это проблемы на уровне поликлинических врачей и поликлиник, а именно полное отсутствие преемственности между амбулаторно-поликлиническим звеном и стационаром. Я провозгласил курс на сближение системы организации здравоохранения с интересами лечащих врачей и главным образом больных.
Мы должны понимать, что если во всем мире 70% проблем решает амбулаторно-поликлиническая сеть и только 30% нуждающихся идут в больницы, то сегодня мы отправляем в больницу даже тех, кто вполне может лечиться и дома, и в поликлинике. Эту тенденцию нам надо переломить.
— В чем заключается реорганизация?
— Мы расширяем сеть консультативно-диагностических центров. Вообще, их создание не моя идея, а Евгения Ивановича Чазова, когда он был министром здравоохранения. В этих хорошо оснащенных амбулаторных центрах пациент поликлиники получает возможность доступа к высокотехнологичной технике. Сейчас таких центров в Москве всего шесть. На такой гигантский город этого явно не достаточно.
Поэтому первая задача — создание на базе крупных поликлиник новых амбулаторных центров. К концу 2012 года их должно стать 48, то есть это в восемь раз больше, чем сейчас. На каждый из этих центров будет замыкаться три-четыре участковых поликлиники. То есть доступность к высокотехнологичной медицинской помощи будет увеличена в восемь раз.
Кроме того, мы создаем сеть с четкой вертикалью в наркологии, психоневрологической помощи, дерматологии, онкологии. Например, раньше кожно-венерологические диспансеры жили как удельные князья — сами по себе. Мы создали единый научно-практический центр, который осуществляет методическое руководство, все диспансеры стали его филиалами. Сейчас, в какой бы диспансер человек ни обратился, его вылечат по единому стандарту. Мы реанимируем онкологическую помощь за счет того, что к каждой крупной многопрофильной или специализированной больнице присоединяем онкодиспансеры как амбулаторные поликлинические звенья.
Человеку не надо бегать по Москве, искать, где его вылечат: он попадает в систему.
— Москва утвердила большую программу модернизации здравоохранения на пять лет стоимостью более 1 трлн рублей. Каковы ее основные задачи?
— Первая задача — это улучшение материально технической базы, ремонт и оснащение медучреждений новой техникой. Вторая — информатизация. Представьте, что вы пришли в участковую поликлинику, вас посмотрел врач-невролог и сказал, что вам надо сделать компьютерную томографию. Но в поликлинике нет компьютерного томографа, он стоит в базовом амбулаторном центре. Врач согласовывает с вами время, когда вам удобно ее сделать, и со своего рабочего места вас записывает. Вот это одно из немногих, что мне очень дорого в информатизации. В поликлиниках мы устанавливаем инфоматы. Мэр поставил четкую задачу, что интернет-запись на прием к врачу и единая электронная регистратура должны заработать уже в этом году. Другая задача — эта повышение стандартов. И повышение зарплаты медработникам.
— А денег хватает?
— Очень важно их потратить с умом, не разбазарить, не дать возможности разворовать. Это задача, которую в первую очередь поставил мэр. Сейчас идут большие строительные работы. Капитальным строительством занимается соответствующий департамент. Что же касается текущих ремонтов, то за прошлый год на этом мы сэкономили около 12% бюджетных ассигнований, сумели более 100 объектов отремонтировать дополнительно.
Мы в прошлом году начали покупать оборудование не только для крупных стационаров, но и для поликлиник. Москвичи получают в свое распоряжение высокотехнологичную технику, включая компьютерные и магнитно-резонансные томографы. Если нам удастся до конца года завершить это оснащение и реорганизацию всего амбулаторно-поликлинического звена, то думаю, что любой москвич это на себе почувствует.
— Как вам удалось снизить цены при закупках?
— Я пришел из частной клиники, где все такое же оборудование покупалось не за государственные деньги, а за свои кровные. Я увидел, что все это можно купить минимум вдвое дешевле. Тогда я вернулся в свою частную клинику и обратился к ее владельцам, которые этим занимались. Я говорю: ребята, вы покупали за свои кровные, купите за эти же деньги городу, я же тогда могу за цену одного компьютерного томографа купить два. Они посмотрели объемы и сказали, что при таких объемах они могут купить даже дешевле, чем себе. В итоге цены были снижены минимум в три раза, а по некоторым позициям — в десять раз.
Например, самая распространенная машина для поликлиник компьютерный томограф 64 среза последний раз до кризиса 2008 года был куплен за $7 млн. Я купил такие компьютерные томографы последнего поколения 64 среза за $700 тыс. Почему так произошло? Снизили ли цены производители в десять раз или потому, что была такая оптовая закупка, мне сказать сложно. Это был конкурс, на который было подано девять заявок от практически всех производителей. Компьютерный томограф 80 срезов фирмы "Тошиба" — один из самых современных в этом классе. Это выше класс, чем томограф 64 среза, который два года назад был куплен за $ 3,6 млн. Нам удалось купить его за $1,1 млн.
— Все-таки как же удалось так снизить цены?
— Я понимаю это так, что на рынке появились новые поставщики, которые работают, извините, по европейским стандартам, с маржинальностью не в 200%, не в 300%, а с нормальной европейской маржой в 15%, а чистой — порядка 7-9%. Поэтому все эти торги и были таким шоком для рынка. Вслед за этим цены начали падать по всей России.
— Проходила информация, что у вас есть предпочтения к определенным компаниям. Связывали новых поставщиков с Европейским медицинским центром, где вы раньше работали.
— Я в первую очередь был главным врачом этой клиники (ЕМЦ.— "Ъ"). Во вторую — мелким акционером: имел 2% акций в Европейском медицинском центре. Когда пришел на эту должность, я их продал, как от меня требует закон. Компании-поставщики с Европейским медицинским центром не имеют ничего общего, кроме одного: собственники компаний одни и те же. Возникает ли у меня конфликт интересов? Как вы понимаете, все, что я буду говорить, это будет голословно, правда? Но поделиться со мной своей маржой в 6% или 7% они мне не предлагали. Я еще раз говорю, что эти люди мне не родственники, их даже трудно назвать партнерами по бизнесу. Я был у них, по сути, наемным работником. Они были моими работодателями.
— А к вам действительно приходили и предлагали взятки?
— Ко мне никто не приходил, потому что я никого не принимал. С первого дня у меня было табу на приход в мой кабинет любых поставщиков, как медикаментов, так и медоборудования. Мне звонили и предлагали дружбу. Но, вы понимаете, для дружбы с этими людьми я уже староват, у меня уже сформированный круг друзей, поэтому новых друзей, особенно из этого бизнеса, мне не нужно. Потом мне начали намекать на то, что, в общем, это небезопасно. (На машину Леонида Печатникова однажды чуть не упала подпиленная сосна. Водитель вовремя затормозил.— "Ъ"). Я и сейчас понимаю, что это небезопасно. Но что мне остается делать? Либо надо все это бросить, либо уже надо попытаться довести это до какого-то логического конца. Я, правда, не такой уж смелый, поэтому, когда начались какие-то угрозы, я сказал об этом мэру, мэр связался с ФСБ. Сейчас у меня в департаменте работают сотрудники ФСБ, отслеживают всю тендерную документацию. И, как мне было сказано, они за мной присматривают. За что я им, конечно, благодарен. Им и мэру.
— Как складывается ситуация с закупками лекарств?
— Во-первых, мы полностью изменили систему закупок лекарств. Все торги по лекарствам проводятся только на электронных аукционах. Во-вторых, по прямому указанию антимонопольной службы мы стали проводить электронные аукционы по принципу "один лот — одно международное непатентованное наименование". Поэтому нам удалось снизить цены на закупаемые лекарства почти на четверть. Сегодня экономия бюджета по закупкам медоборудования, по данным департамента экономической политики города Москвы, составляет 36,7%. То есть это почти 6 млрд руб. Но в результате вместо 6 поставщиков лекарств мы получили 66. Закупочные цены оказались ниже, однако мы стали более зависимы, что какого-то одного лекарства может и не быть.
— Как вы можете оценить качество закупаемых лекарств?
— Я хотел бы этого не комментировать.
— Почему?
— Мы делаем госзакупки только на те лекарства и оборудование, которые зарегистрированы в Минздраве РФ. Приходят на аукцион авторы разработки с самым дорогим, оригинальным препаратом и приходят компании, предлагающие дженерики. Мы покупаем самое дешевое.
— Но не лучшее лекарство?
— Думаю, что, может быть, не лучшее. Приведу пример. Есть лекарство для разжижения крови, знакомое многим пациентам,— плавикс. Если вы зайдете в любую аптеку, то вы увидите, что 28 таблеток этого лекарства стоят 4,5-4,7 тыс. рублей. Мы закупили по химическому названию и по дозировке то же самое, что и плавикс, но за 270 рублей. Меня интересует: может ли это быть одно и то же лекарство? Это полный аналог плавикса? При цене в 20 раз дешевле, сомневаюсь, но не купить не могу.
— Поскольку по закону должны купить препарат с низкой ценой?
— Да. Поэтому требования к каждому новому зарегистрированному лекарству и каждому новому зарегистрированному медицинскому прибору должны быть в сотни раз повышены. Регистрировать для обращения на фармрынке надо только те лекарства, которые показали свою эффектность, только самые лучшие, тогда не будет проблем ни с конкурсами, ни с аукционами, ни с коррупцией. Это нужно для того, чтобы мы понимали, что не купили дрянь. Но пока это не так, модернизация здравоохранения невозможна без ручного управления.
— Что вы делаете, чтобы окончательно исправить ситуацию?
— Со следующего года мы полностью меняем принцип закупки лекарств. Из ГУП "Столичные аптеки", которое будет реструктурировано и приватизировано, мы выделяем 76 аптек как бюджетных учреждений. Они будут выполнять социальную функцию, торгуя наркотиками и сильно действующими лекарствами. Вы понимаете, что не каждая аптека за это берется. Также на эти аптеки будет возложена функция распространения закупаемых нами льготных лекарств. Со склада лекарства будут развозиться в эти аптеки, а дальше — в киоски ближайших поликлиник. И если вдруг не хватает какого-то лекарства, то в течение часа-двух из соседней аптеки оно может быть доставлено. Мы надеемся, что уже никаких срывов поставок лекарств не будет.
— Поскольку вводятся стандарты качества медицинской помощи, вы заявляли, что в столице стандарты медицинской помощи будут отличаться от стандартов, которые будут в других регионах?
— Сегодня федеральный тариф подушевого финансирования ОМС на одного человека — 7044 рублей в год. Московский норматив отличается от федерального примерно в три раза: он составляет около 20 тыс. рублей. Финансирование позволяет нам вводить стандарты, расширяющие возможности, например, лапароскопической хирургии. Наш список лекарств существенно шире, чем федеральный.
Главное, что мы актуализировали московские стандарты от 1998 года, прежде всего оторвав стандарт от сроков пребывания больного на койке. Мы попросили определять законченность случая не цифрой, которая стоит в стандарте, а консилиумом врачей. То, что пациент выздоровел, должны решать врачи, а не цифры.
— Какие сложности вы ожидаете в связи с проводимой модернизацией?
— Статистические. Мы оснащаем медучреждения очень хорошим оборудованием, и, как это ни парадоксально, заболеваемость может увеличиться за счет выявления новых болезней.