В издательстве "Гиперион" (СПб), в серии "Японская классическая библиотека" вышли две книги, подготовленные и переведенные Александром Долиным, "Ветер в соснах" (классическая поэзия танка) и "Алая камелия" (лирика "веселых кварталов").
Японская поэзия для русского восприятия экзотична настолько, что кажется простым называнием того, что видит глаз: "Льется призрачный свет сквозь бамбуковую занавеску", "Мокнут под ливнем прелые листья бамбука", "Ярко светит Луна в холодном безоблачном небе", "Летние мошки на пламя лампады летят — к смерти стремятся".
Зачем, кажется, писать, да даже и говорить об очевидном? Но то ли произошло в атмосфере некое сближение сознаний, нашего и японского, то ли вышли переводы, в которых удалось передать русскому читателю ускользавший доселе код, во всяком случае, книги японской поэзии, подготовленные Александром Долиным, читаются как первое, а потому захватывающее путешествие в Страну восходящего солнца. В течение многих лет пытаясь по предыдущим изданиям вникнуть в японские стихи, я так и оставалась в недоумении: ну "цветет сакура", а дальше-то что? Где сообщение?
Александр Долин — японовед, переводчик, ныне профессор Токийского университета. Если раньше он писал о Японии в России, то теперь выпустил уже две книги в Японии о России. А также продолжает переводить на русский японскую поэзию. Издательство "Гиперион" собирается выпустить еще три книги японских стихов в его переводах. Возможно, существуя в условиях российско-японского симбиоза, Долин как раз и нашел ключ: как иероглиф — это не наша буква-звук, а высказывание-картинка. А "просто" пейзаж — не пейзаж, а те самые тонкие материи, которыми и занимается поэзия.
На крутой тропе в горах
не дает мне куст пройти.
Отпусти колючий куст,—
вечер настает!
Этот "фотомиг" переливается множеством ощущений, которые каждый назвал бы по-своему. Более того, картинка вовсе не статична: лирический герой куда-то шел и застрял на крутом склоне. Видно, как он одновременно пытается удержать равновесие, отцепиться от проклятых колючек, и как наступающая темнота впечатывает его в эту зыбкую и опасную позу, и как необходимо немедленно вырваться, как дорога каждая секунда, а от спешки ничего не получается и т.д.
Одна книга, "Ветер в соснах",— поэзия танка, это о жизни вообще в интерпретации японских гениев. Другая, "Алая камелия",— о любви, это стихи и безымянных женщин, и профессиональных гейш — жен и подруг, погруженных в мир чувств. Надо сказать, что эти сочинения нисколько не уступают танка профессиональных поэтов, иногда они даже интереснее своей откровенностью.
Лаконичность японских стихов позволяет читать их как некий словарь настроений, в каждый момент читающий может подобрать себе что-нибудь созвучное. По нынешней погоде, например, это:
Как хорошо,
когда в долгую снежную ночь,
сидючи дома,
подогреешь остатки сакэ
и закусываешь у огня.
Кажется даже, что русской поэзии, ассимилировавшей до сих пор поэзию европейскую, есть что позаимствовать у японских классиков.
ТАТЬЯНА Ъ-ЩЕРБИНА
Ветер в соснах СПб "Гиперион" 1997
Алая камелия Спб "Гиперион 1997