Гипсовая война

Большому перелому — миллион тонн кубанского гипса

Гипсовая война на Кубани ведется с тем же азартом, что и банковская — в Москве
       
       На Кубани — гипсовая война. Псебайский гипсокомбинат (и это не шутки: миллион тонн гипса в год на блоки и сухую штукатурку) переходит из рук в руки. От родной прежней администрации к немцам из фирмы "Кнауф". Противники немцев считают: нельзя продавать родину. Тем более ниже себестоимости.
       На место кубанско-немецкого конфликта отправился специальный корреспондент Издательского дома "Коммерсантъ" ИГОРЬ Ъ-СВИНАРЕНКО
       
Немцы дошли до Кавказа
       Похоже, в Псебае произошло вот что: отделился он от Российской Федерации. И остановил на своей территории действие российских законов — на благо народа. Разные там суды, их решения, закон об акционерных обществах, еще о чем-нибудь — это все теперь лишнее...
       Мы сидим с Берндом Хоффманом, начальником восточного отдела "Кнауфа", в кабинете на третьем этаже офиса гипсокомбината. Их, хозяев, больше никуда и не пускают. Ну, еще разве что в туалет.
       — Что же получается — тут останавливают действие российских законов, и вы на свои, немецкие, деньги нанимаете ландскнехтов в Москве и пытаетесь восстановить тут законность?
       Он смеется.
       — Вы тут как бы такой анти-Маркс?
       Смеется еще громче. Хоффман — веселый человек. Его за это даже в 68-м выгнали из института. Он приехал из ГДР в Ленинград учиться на оптика, ну и в свободное время учредил с приятелями общество любителей выпить. Совершенно явное проявление мелкобуржуазности! Тем более на фоне студенческих волнений во Франции; кстати, и в Польше тогда студенты пошаливали, о чем не так широко известно. И вот коммунистические восточные немцы, выслуживаясь перед советскими товарищами, отозвали пятикурсника, без пяти минут дипломника домой — и всю жизнь потом эту мелкобуржуазность припоминали. И дослужиться выше зама по снабжению у Хоффмана не получилось. Зато после 89-го он пошел в гору — занимался приватизацией социалистических заводов, переделкой их под рынок, в чем сильно преуспел. И размах дела его увлекал. Вот он и занялся Россией. Тут уже 11 заводов делают стройматериалы с немецким, "Кнауфа", участием — от Петербурга, Тульской области и Дзержинска под Нижним Новгородом до Казани. Они на этих заводах имеют до 99% акций. И никто пока не обижался на это — пока не напоролись на Псебай.
       Сначала у них был совсем тонкий пакет, 17%, потом он постепенно утолщался, и после вливания в завод 1 млн 200 тыс. марок превратился в контрольный. Это было в декабре 95-го. И тогда немцы захотели вникнуть в финансовую отчетность. Больше всего их тогда волновали нормы расхода гипса — уж слишком высокие; то есть, выражаясь по-русски, похоже было на воровство и черный нал.
       Вот в этот самый момент немцев и выгнали.
       — Как же так! — удивляется Хоффман. — Я слышал, что раньше краем руководил видный борец с коррупцией геноссе Андропов. И вдруг такое... Что, что? Наоборот, Медунов? А Андропов его со скандалом уволил? Что, что тут творилось? Мы этого не знали...— бледнеет Хоффман.
       А поздно! Отступать некуда. Деньги, по меркам фирмы, пока что вложены небольшие, но тут репутация! Никак нельзя уйти. Потому что все привыкли — где "Кнауф", там успех, там победа, и иначе быть не может.
       И вот Хоффман, менеджер высокого ранга, не мальчик уже в свои 54 года, состоятельный, между прочим, человек, живет в этом бедном советском офисе. Он ест тут колбасу и сало, закупленные на местном рынке, пьет кубанское пиво и даже спит на надувном матрасе на полу. По уровню аскетизма и антисанитарии это смутно напоминает ефрейтору запаса Хоффману действительную мотострелковую молодость в восточногерманской армии... Впрочем, в войсках у него было больше комфорта, поскольку он дружил с офицерами, ходил с ними в кабаки и там ел горячее.
       Хоффману кажется, что присутствие немца даже важнее, чем московские охранные фирмы "Оскорд" и "Пантан" и местные милиционеры, которые все дежурят в приемной. Без немца, думает он, местным проще забрать кабинет.
       — Вам, Хоффман, к надувному матрасу еще бы и куклу надувную, из секс-шопа!
       — Плохо вы о нас думаете,— с изящной (толкуй в любую сторону) двусмысленностью ответил он.
       Хоффман тут, в России, с 93-го времени проводит больше, чем дома. А в кабинет этот он вселился два месяца назад. По утрам он отъезжает на часик в соседний поселок, где арендует строительный вагончик с удобствами, и там принимает душ, стирает бельишко, утюжит белые официальные рубахи — все, кстати, почему-то сам.
       Конечно, местным казалось, что выкурить немца из кабинета проще простого. Для этого надо отключить ему свет, телефон и воду. Он же европеец и сломается.
       Ну, отключили.
       Немец же оказался вредный. И выписал спутниковый телефон. А еще привесил под окнами бензиновые генераторы. Канистры же под воду оказались еще более доступными.
       Тогда свет и воду ему в бессильной злобе опять дали, а с телефоном вышла заминка, которая уж теперь не принципиальна. Легкое неудобство в том, что из соседнего поселка Мостовской в Псебай надо звонить через Германию...
       Тяготы и лишения, конечно, имеются. Но если честно, то Хоффману это все нравится. Это интересная менеджерская задача! Величие и размах проблем его впечатляют и вполне вдохновляют. Газеты про это писали, и телевидения всякие показывали: и в России, и в Германии. Уже прокурор края в курсе, приезжал и вникал. Уехал — и ничего. Губернатор про все знает, впрочем, господин Кондратенко — красный... Да что губернатор! Например, про этот Псебай лично Коль уже все рассказал лично Ельцину. А это для Хоффмана высшие инстанции во Вселенной — ибо он, бывший коммунист, так и не научился верить в Бога.
       Ну вот, мы поговорили с Хоффманом, и он решил отлучиться в душ. И что странно, вся охрана осталась в приемной, а он один пошел в свой БМВ и уехал.
       Он, точно, подвозит местное население. Если кто голосует, так он останавливает и подвозит, не забыв прежде честно спросить:
       — Вы знаете, что я оккупант? Вы согласны, чтоб вас оккупант вез, на немецкой машине?
       При этом Хоффман, когда не при параде, надевает подозрительный зеленый свитерок — с виду совершено форменный натовский... Но от услуг оккупанта население не отказывается...
       — И не страшно так ездить по чужой местности, которая грозится шашками?
       — Ну, когда пикет был, собрались все и орали, то было опасно. А сейчас вроде нет...
       Пикет был тут в конце сентября. То есть как только Хоффман на плечах московской охраны вошел в офис воскресным утром, местные собрались и три дня митинговали, и грозили, и требовали справедливости. Но охрана была при оружии, да и милиция подъехала... Прошло все без эксцессов. Разве только российская и немецкая администрации предприятия дружно друг друга уволили.
       Участие казаков в конфликте пока выразилось только в том, что они захотели охранять завод — в дополнение к "Оскорду", "Пантану" и милиции, и еще, чтоб не забыть, к дедушкам из ВОХРа. Оформили их сторожами — ни много ни мало 40 человек.
       А не будь скандала, так и ходили б на биржу труда отмечаться... Вообще безработный казак, зарегистрированный на бирже труда — это вполне сюрреалистический сюжет.
       
Не отдадим инвесторам ни пяди родной земли
       Ну, с Хоффманом вроде все ясно.
       А что ж российское начальство комбината? Что оно думает о жизни?
       Но — не дает оно интервью, не встречается с прессой. В какой-то газете мелькнуло мнение гендиректора Алима Сергиенко, что надо запретить все публикации про Псебай. А главный инженер Анатолий Бондаренко, тоже ни в коем случае не давая мне интервью, пояснил, что ему не хочется выносить сор из избы, что они сами там разберутся. А то это вызывает уже зуд. Не хочу, сказал, участвовать в этой смуте.
       Самый высокий руководитель с российской стороны, который согласился говорить — правда, анонимно, запершись со мной в своей конторке — был начальник одного цеха. И то он предупредил, что с работниками разрешается тут посторонним разговаривать только в присутствии начальства. А он как раз оказался в одном лице и работник, и администрация, так вроде значит и можно.
       И вот он что рассказал:
       — Немцы, они что? Хотят дать меньше, а получить больше. За просто так никто не поможет, мы же знаем жизнь. Если б они честно сотрудничали, то может и можно было б. А тут кто-то прозевал, пустил их. Зарплата какая? Это коммерческая тайна. Но мы очень все довольны. Если б суды присуждали, что немцы правы, так тогда нам бы показали документы! А раз не показывают, значит, нет их. А нужны ли нам вообще инвесторы? Ну, этим должны экономисты заниматься. А я так скажу: россияне должны перемучиться и обойтись без иностранцев. А то получишь чуть, а потом потеряешь все...
       Вот вам самое спокойное, самое безэмоциональное и высокоинтеллектуальное суждение, которое я в Псебае услышал от той стороны... Все-таки инженер говорил, человек с образованием. Это было мнение представителя интеллектуальной элиты, фактически это как бы Шохин или министр какой — если представить, что Псебай — очень условная модель России.
       Обычный же, обыденный уровень дискуссии тут куда ниже. Ну вот, например, одна дама за 40, работница комбината, при условии опять-таки анонимности:
       — Зачем нам эти немцы? Чего пришли? Пусть уходят. Инвестиции? Не надо нам от них ничего, вот! Знаю я, чего они к нам лезут: у нас же гипс наилучший, самый белый. Посмотрите! Такого ж больше нет нигде. У других он такой серый, прямо смотреть противно! Ну вот и лезут к нам, за нашим ценным ресурсом — гипсом...
       Ну ладно, на комбинате страсти кипят. А со стороны же трезвей видится? Вот мнение представительницы общественности за пределами комбината, она магазинная торговка, живет тут:
       — Раньше в поселке чисто было, красиво, и окурки не разрешали бросать. А как началась эта инвесция (так и сказала.— И. С.), так и грязно стало, и колбаса дешевая пропала, и вообще жить стало тяжело. Дураку ясно, что немцы на наши ресурсы зарятся, хотят их, это, хищнически истребить. И потом, ну почему именно немцы?! Мы же не сможем им ничего простить (ей около 40 лет.— И. С.). Ну хоть бы это были, например, африканцы, и то лучше...
       Сторонники быстрого прогресса, различные западники, бывает, ругают псебайцев за отсталость. И совершенно зря. Потому что они имеют вполне европейский уровень экономического мышления! А может, и выше. Есть доказательства. Из прошлой жизни Хоффмана, когда он командовал перестройкой заводика в г. Хермсдорф, в Восточной, но все равно же Германии. Там была такая схема: производство дробили на отдельные циклы, выделяли их в мелкие фирмы и приватизировали. А что дроблению и приватизации не поддавалось (например, плановый отдел или партком), то, увы, закрывали, а людей выгоняли на улицу. Так там недовольные даже перегораживали трассу Берлин--Дрезден! А Хоффмана с командой не пускали на завод при помощи пикетов (ну вылитый Псебай, только что без казаков). С требованием сохранить все-все рабочие места. Но поскольку пикетчики никак не смогли придумать, кому продать свою социалистическую плановую продукцию и где взять дотацию на содержание парткома, то после успокоились и Хоффмана пустили, и он их научил жить... В Псебае ловкого немца пока не слушают, но зато ведь и трассу не перекрывают! Ни на Майкоп, ни на Черкесск — вы можете совершенно спокойно проехать...
       
Атаман
       И не забыть еще, что тут не Россия, а Кубань. И здесь не русские, а казаки. Про них пишут красные газеты: казаки — единственная сила, которая противостоит немецкой инвестиции, интервенции и оккупации. И антинемецкое воззвание было принято районным атаманским управлением...
       Еду в это самое управление, в поселок Мостовской — от Псебая 20 километров. Казачий офис там всякий покажет... Как раз на месте два начальника — первый зам районного атамана Хапов и атаман поселковый Савченко.
       Хапов — это просто сливки со сливок здешней элиты, абсолютно серьезно вам говорю, без всяких шуток. Он ведь бывший начальник местного районного телевидения, а еще раньше трудился компьютерщиком.
       — Александр! — говорю ему.— Вот мне желательно на шашки посмотреть, какими планируется рубить немецких оккупантов; они у вас где? Вот которые на стене висят в вашем офисе?
       — Нет, это из дюраля, так, элемент атрибутики. Да вы сами попробуйте!
       Беру в руку шашку. Легкая, игрушечная, и гнется. С такой немца не добудешь...
       — А настоящие есть у вас?
       — Мало кто себе может позволить. Шашка два миллиона стоит, а среди казаков безработица. Вот которые сторожами в Псебай устроились, 400 тыщ получают в месяц. Это когда ж они на шашку скопить смогут...
       Копейку в дом принесут! Русский гендиректор Сергиенко им дал возможность работать,— радуется за них Хапов.— В принципе они там и не нужны, успокоилось все — но они ведь уже рассчитывают на деньги, так?
       — То есть вот так все прозаично? А боевое воззвание, которое там на сходке приняли против разграбления родины?
       — Это не мы придумали. Это просто такое было мнение народа. А мы как часть народа не могли пойти против народного мнения... Ну и присоединились.
       — Вы за капитализм или против?
       — Не против. Нам лишь бы не советская власть. Все уже хлебнули советской власти по самые уши.
       — Вы против инвестиций?
       — Понимаете, мы не против инвестиций — но мы за разумные инвестиции.
       — Это как?
       — Немцы денег дают, а контрольный пакет чтоб наш был.
       — А какая чтоб была процедура изъятия контрольного пакета?
       — Чтоб законная! Через суд. Как он решит, так и будет...
       — Так суд уже все решил, а псебайцам решение не нравится. И капитализм не нравится, и инвестиции. Вы как — за закон или за народ?
       — Закон мы нарушать не хотим. Но и с позиций народа никуда не уйдем...
       — Постойте, а вот есть же казак Аникин, инструктор контрольно-аналитического управления краевой администрации. Вот он в газете писал про псебайскую действительность: "Если бы не полномочия, которыми меня наделил губернатор, я бы давно порубил оккупантов казачьей шашкой..." Это как?
       — А, Аникин... Это эмоции! Это глупость. Я не уверен в том, что было бы так, как он говорит.
       — То есть рубать надо, но по закону?
       — Нет... Никого шашкой не рубили и не будем рубить. Ни в коем случае...
       Разговор затухает... Издалека, из нервных заметок в чужих газетах, виделись чубатые станичники в фуражках, которые, оторвавшись от сисястых казачек, гарцуют на сытых конях, машут шашками и передергивают затворы, готовясь умереть, но не отдать отечество инвесторам из фирмы "Кнауф". Но мы это обсуждаем в бедной хате, с игрушечными сабельками, и атаманы — оба в штатском, в тертых турецких кожанках. Они сидят посреди скудости и придумывают, как обустроить Кубань, куда пристроить земляков, чтоб хоть тыщ триста получали.
       — Не занимаемся мы политикой. Мы занимаемся поднятием экономики,— печально объясняет мне Хапов. Я ему сочувствую. У него на шее сотни, фигурально выражаясь, шашек,— причем шашек безработных, с биржи труда. Их надо устроить в жизни... Это не компьютеры починять!
       — Это как так подъемом экономики?
       — Да вот — открыли пекарню. А еще найдем денег, так купим пищевые линии, майонез начнем фасовать. Еще планируем селедку солить...
       Занять казаков мирным безоружным трудом! Это благородно. Да и на шашки заработают... Селедка, селедка — шашку ведь тоже так называли, правильно?
       
Красное и белое (коммунисты и гипс)
       Так может встать странный вопрос. А может, везде так? Может, наличие капитализма в России — это выдумка кремлевских мечтателей? А на самом деле кругом советская власть, одни коммунисты? Ну, строго говоря, даже в Госдуме самый главный — коммунист...
       — А, Хоффман?
       — Коммунисты — это разве плохо? Я сам был коммунистом, и хороших людей полно среди коммунистов встречал — может, даже больше, чем среди капиталистов.
       — Так то у вас в Германии!
       — Почему? И в России тоже. Вот мы вкладываем деньги в завод в тульском Новомосковске, так с губернатором Стародубцевым у нас полное взаимопонимание — даром что коммунист. Ничего страшного! А коммунисты все-таки разные бывают. Вот, например: г-н Пашуто, коммунистический депутат Госдумы. Он к нам приезжает иногда и ругает нас — от имени государства. Мне, иностранцу, трудно судить, но мне кажется, что Россия таких полномочий г-ну Пашуто еще не дала...
       Хоффман наливает мне представительского виски. Я выпиваю. И приступаю к обсуждению военной темы. Она ведь широко обсуждается в связи с фамилией Хоффман. Начал я издалека...
       — А вы какого, г-н Хоффман, года рождения?
       — 1943-го.
       — То есть папаша ваш в тылу находился?
       — В тылу. У него бронь была, как у электротехника. Ни одного дня он в армии не был.
       Ну вот, а то некоторые в Псебае убеждены, что это то ли сам Хоффман, то ли папаша его расстреливал русских... Не сходится! Впрочем, аргумент слабый. Подумаешь, цифры не сходятся, ну так кто ж будет сидеть и трезво разбирать цифры? Если б цифрам верили и уважали их, то всех бы убедила формула "50+1", то есть у кого контрольный пакет, тот и хозяин... А когда у людей душа болит за родину, за народ, не надо к ним лезть со своими грязными цифрами...
       Особенно, по логике, не надо с этим лезть к казакам, которые исторически охраняют родину от чужих. Причем в буквальном смысле слова: они тут в офисе и вокруг дежурят, под видом сторожей. Я с одним даже вел долгие беседы.
       
Рядовой казак в 41-м году
       Казак этот — Степаныч.
       — А что немцы? Я на них еще в 41-м работал.
       — Да ну?
       — Точно! У нас в кузнице один эсэсовец гнул рессоры для броневиков. А дутье было — мехи, вот я и дул. Нам, пацанам, за то выдавали леденцы и шоколадки. Так что нету у меня ненависти к немцам. А вот ты подожди, я тебе расскажу за евреев. У-у, жиды такие-сякие — мы ж так же говорим. Они пакостей много делали для русских. Чтоб отомстить за погромы. Но как я мог им делать погромы, как я мог громить директора "Пищетары" Дворкина, когда он пользовался таким великим авторитетом среди рабочих, как ни один русский директор? И Воронцов еще был у нас еврей в совхозе. Как он умер, так совхоз развалился мо-мен-таль-но. А имел среднее образование всего-навсего! Евреи тут ни при чем. А вот кто развалил Советский Союз, так это американо-сионистская контрразведка.
       — Подожди, Степаныч. А вот акции? Тебе понятно насчет контрольного пакета?
       — Ничо я в этом не понимаю.
       — А кто хозяин должен быть, немцы или русские?
       — Не знаю. А может, они вложили свой капитал? Кто вложил, тот хозяин, а нет денег — подвинься, щас же так...
       Вот так размышляет дед Степаныч. Такой представляется ему картина мира, дружбы народов и мировой экономики. По псебайским меркам, так Степаныч, вполне прогрессивно настроенный гражданин, спроецировать его на Москву, так, это, думаю, все равно что электорат "Яблока".
       
Гипсовая война компроматов
       А вот один инженер — из тех, кто на немецкой стороне и от них получает зарплату — мне сказал:
       — Сейчас как 37-й год.
       — В смысле чего?
       — А брат на брата пошел. Вот у меня друг был наилучший, детей всегда мы крестили с ним. А теперь — не здороваемся даже. Он же у тех работает, у Сергиенко, ну и боится, что его с работы выгонят. Вон как. Сначала жена его перестала с нами знаться, он ее обещал перевоспитать, а теперь и сам. Я ему этого не прощу...
       Зачем крайности, зачем брат на брата? Нельзя ли как-то договориться? Это обидный для псебайцев вопрос. Чем же их гипсовая война хуже банковской? Что ж они, не люди? Да и ставки в Псебае выше. Получить на гипсокомбинате работу — это успех серьезней в жизни псебайца, чем у банкира победа на залоговом аукционе. Потому что тут не о сверхприбыли речь, но про то, чтоб на картошку хватило. И проигравших тут больше, чем на московских разборках, и отступать проигравшим некуда. Разве только на обувную фабрику в Псебае же; а там за полгода кому 50 тыщ выплатили, а кому аж сто.
       И компромат тут тоже используется серьезный. Что теперешнего Хоффмана пытаются выдать за фашиста, это понятно. А про одного его оппонента добрые люди рассказывают, что у него отец полицаем у немцев служил! То есть обе стороны едины в том, что тот кто не с нами — тот фашист! Некоторые сторонники рыночных отношений тут сами начинают верить — ради торжества своего правого дела — в то, что и в 41-м немцы никому плохого не сделали, по той логике, что они же сейчас инвесторы.
       
Что будет?
       Немцы намекают, что еще какое-то время готовы потерпеть убытки (сумма не обсуждается). А когда масса долгов станет критической, и выгодней будет построить новый завод, так они его и построят.
       
Вся надежда на гаишников
       Да, не очень складно разворачиваются кубанско-немецкие экономические отношения.
       Но есть, есть тут могучая сила, которая страстно желает, чтоб немцы остались, потому что будет тогда процветание и экономический рост, и прочий Доу-Джонс.
       И кто ж эта грамотная передовая сила?
       А гаишники местные. Они сидят в засадах, всегда готовые выскочить перед белым БМВ и снять с пассажира свои законные минимум 50 тыщ — это если ни за что.
       Захиреют они без немецких инвестиций...
       И вот эти алчные гаишники — вы не поверите, это так на них непохоже — вселяют надежду.
       На то, что Псебай таки сольется с мировой экономикой.
       
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...