Гвоздь нынешнего выставочного сезона во Франции — столичный Сельскохозяйственный салон, посетить который должен каждый, от школьника до кандидата в президенты страны
"Я никогда не видел петуха,— грустно сказал мой шестилетний сын.— То есть я, конечно, видел его в бульоне, а так — нет".
Сын, похоже, лукавил — петуха он, конечно, видел, мы каждое лето проводим в деревне, просто ему не давали покоя развешенные повсюду рекламы Сельскохозяйственного салона. Или не лукавил? Иначе зачем на парижский салон ежегодно съезжается чуть ли не больше провинциалов, чем самих парижан. Кого они у себя там, в Бургундии, не видели? Шаральских коров, чье мясо считается лучшим в мире? Или ценимых столь же высоко бресских куриц? Просто салон издавна называют "самой большой фермой Франции", а в каждом французе, даже самом завзятом горожанине, жив его крестьянин-дедушка или на худой конец двоюродный дядя. Деревня, находится ли она на Лазурном Берегу, в Альпах или в совсем не туристической глубинке,— главное воспоминание детства. Даже Париж называют сотней деревень и пытаются выращивать во дворах виноград, давить из него вино и устанавливают на крышах ульи с пчелами.
Франция, в отличие от других крупных европейских стран, была сельскохозяйственной страной очень долго, почти до самой Второй мировой войны. Она до сих пор занимает первое место в Евросоюзе по производству сельскохозяйственной продукции, а в мире — второе. А еще здесь, как ни в одной стране, развита "прямая торговля": от производителя к покупателю. И дело не в том, что так дешевле (чаще дешевле не получается, просто маржа уходит не к посреднику, а к самому крестьянину, и горожане дают ее тем охотнее). Просто отправиться утром за город, на знакомую ферму или в винное хозяйство, там же и съесть какой-нибудь киш и дать детям возможность поиграть с кроликом — отдельное удовольствие. Вот и на салон гости приходят с большими сумками — несколько колоссальных павильонов отдано под еду.
"А вы уже были?"
Во время нынешних зимних детских каникул (новогодние так и называются новогодними) Сельскохозяйственного салона, который начинается в конце февраля и заканчивается в марте, не избежать, это главное событие года. Парижане спрашивают друг друга, почти не называя самого события: "А вы уже были?" Понятно — где. И все притворно вздыхают — ничего не поделаешь, дети просят. Хотя, приехав на южную окраину Парижа, где находятся главные выставочные залы, видишь — взрослых здесь еще больше.
Мы с гордостью отыскали стенды с красным савойским крестом и наших хороших знакомых — черных, мускулистых коровок шамонийской породы. У них такой горный норов, что готовы подраться не хуже любого быка. Рядом — коричневые красавицы тарантез с огромными колокольчиками на шеях, они дают молоко для сыра бофор. Эти круги, размером больше автомобильного колеса, перекатывают с места на место тут же рядом. Поднимать такой сыр на прилавок нужно вдвоем. Отрезают кусок от бофора проволокой и тянут на себя, уперевшись в него коленом. Бофор — принц всех грюйеров, но мы отправляемся на запах рокфора, на другой конец гигантского выставочного зала — там овцы и только что родившиеся ягнята. Сейчас как раз сезон рождений. Мой знакомый сырник приехал в этот раз на салон один: у овец как раз маленькие пошли, жена не смогла отлучиться.
Удивительно, как на таком колоссальном пространстве (от павильона к павильону ходит небольшой поезд, а всего павильонов семь) удается встретить знакомые лица. Действительно, настоящая деревня! Прохаживаются звезды шоу-бизнеса на шпильках в окружении не менее известных элегантных спутников. Но сегодня — звезды не они. Крестьянин вывел из стойла прогуляться шаральского быка, а заодно и пофотографировать его. Колоссальное животное шириной с малолитражный автомобиль, словно только что вышло из мультфильма,— на голове кудрявый чуб, как у деревенского заводилы, в носу — кольцо, вес — под 1800 кг. Интересно, победит ли он в этом году? Мы на всякий случай спрятались за чью-то спину и стали отступать туда, где поют петухи. Все-таки символ Франции, мы и пришли специально ради них.
В центре павильона — гигантский ринг, животные постоянно проходят к нему между посетителями, никто не удивляется, если вдруг чувствует, как корова или коза толкает его теплым боком. Сложнее с лошадьми — животными пугливыми и нервными. Обычно хозяин кричит "разойдись", прежде чем отвести лошадь на ринг. Не бегового скакуна, а рабочих лошадок с мохнатыми ногами.
Ведущий на ринге кричит в микрофон: "Знаете, сколько весит трактор? Понимаете, на сколько он тяжелее лошади? И понимаете теперь, почему земля взрыхляется лучше, если проходить по ней плугом?" Я не верю своим ушам и спрашиваю: неужели крестьяне опять пашут на лошадях? Все чаше и чаще, отвечает он, в органических хозяйствах это очень принято.
Вкус сезона
Рядом с рингами — станции для макияжа, как на модных показах. Коровам начесывают и лакируют хвосты, лошадям заплетают косички, у баранов своя завивка — никакой парикмахер не нужен, их просто вычесывают. Все готовятся к соревнованиям. Перебить интерес к животным пытаются политики: Франция вышла на финишную прямую перед президентскими выборами. Не прийти на салон для кандидата невозможно, голосовать за такого не будут. Считается даже, что тот из кандидатов, кто соберет наибольшую толпу на салоне, тот и выиграет выборы. Так и получается — поверье ни разу не подвело.
Самым популярным президентом до сих пор считается Жак Ширак. Что уж такого важного он сделал для Франции, никто не задумывается, но все хорошо помнят, что на салоне он всегда проводил целый день, гладил коров и с непритворным интересом дегустировал продукцию вместе с их хозяевами. "А вам не кажется, что он предпочитает пиво, а не вино?" — шепталась Франция.
Это внимание политиков к крестьянскому миру восходит к стародавним временам — к XVI веку и царствованию Генриха IV. Все помнят, что он примирил католиков с гугенотами, но король еще и полностью изменил систему французского сельского хозяйства. Главное — освободил крестьян от непосильных налогов на орудия труда. Это его министр Сюлли сказал фразу, которую до сих пор повторяют французы: "Хлебопашество и животноводство — два сосца Франции и кормят ее лучше, чем все подземные сокровища Перу". От того же Генриха Наваррского, кстати, идет и другое выражение, за которое ему до сих пор благодарны: "Я хочу, чтобы каждый крестьянин мог положить по воскресеньям курицу в свой горшок".
Когда политики ухаживают за крестьянами так давно и старательно, нет оснований удивляться, что в кулуарах Сельскохозяйственного салона их лица в разгар предвыборной кампании мелькают так же часто, как в телевизоре. Вообще, смотреть на толпу здесь интересно — почти как и на животных.
У корсиканского стенда, к примеру, мы встретили нашего учителя музыки — юношу из парижской консерватории, который как раз сейчас в первый раз готовит Баха и Рахманинова к знаменитому Парижскому конкурсу. Занимается целыми днями, специально купил себе электронное фортепьяно, чтобы заниматься еще и ночью в наушниках, а на салон пришел, не удержался, помогает знакомым корсиканцам на их стенде. Обычно помощь заключается в том, чтобы поддерживать приехавших на выставку фермеров и рассказывать посетителям о любимых продуктах. А корсиканцам есть чем похвастаться: это один из самых "вкусных" регионов, и, конечно, каждый стенд предполагает обильные дегустации.
Моему сыну удалось урвать даже своего любимого фондю — огромные кастрюли с кипящим сыром обнаружились на альпийских стендах. Рядом торговали монахи из аббатства Тамье — они "аффинируют" сыр с XII века. Вообще, аббатств и монастырей представлено довольно много — они издавна занимались во Франции селекционированием пород скота, производством продуктов и конечно же виноделием. В павильоне, где Пиренеи и замечательные овечьи сыры (ноги опять увели нас в ту сторону), тоже горное аббатство. С монахом, похожим на отца Тука из "Робин Гуда", уверенно торгуется француженка-мусульманка, по самые глаза закрытая черным платком — совсем не показывать лицо во Франции теперь запрещено. Рядом — фермеры с Мартиники, с радостью угощают бананами нового урожая. Мы вежливо берем кусочек, насаженный на шпажку. Да что там, радостно улыбаются фермеры, увидев сына, и протягивают нам целую гроздь, свежую и ароматную. Мы тоже пришли с сумкой — она постепенно наполняется.
Сибирская икра
Уходим в "иностранный" отдел, на салоне ежегодно присутствуют крестьяне из других стран. Итальянцы, конечно,— их крохотные, экономные стенды завалены колбасами, ветчинами и сырами так, что за ними, как в крепости, продавцов почти и не видно. Знаменитые средневековые сицилианские сладости — все пробуют шербет. Пьемонт с его трюфелями: здесь, само собой, подбирается особая публика, разговоры ведутся на полутонах, звучат серьезные цифры. Самые дорогие экземпляры "уродливого золота" подземных гномов со сводящим с ума запахом вынимают из коробки, которая, как Кощеева смерть, спрятана еще в десяток упаковок...
Хорошо представлены азиатские страны, не пустуют ни немецкие рестораны, ни швейцарские. Но мы ищем соотечественников — вот и они. Выглядит внушительно — стенд гораздо больше итальянского: даже не стенд, а отдельное помещение за стеклом. Внутри — красивые кожаные кресла и диваны, огромные постеры с видами России. "Мама, где еда?" — спрашивает сын. Он привык, что из России я везу вкусную гречневую крупу, копченую рыбу, кедровые орехи. Я оглядываюсь: с одной стороны стенда стоят невзрачные бочонки с коломенским медом "а-ля рюс" в окружении... матрешек (кому пришло в голову опять представить Россию матрешками?), но попробовать мед нельзя. Он закрыт в витрине. Его и увидеть нельзя, хотя французы мед любят и на провансальских стендах, переливая золотое богатство, вам рассказывают, из каких цветов он собран, где стоит улей. Но на российском стенде мне не удалось встретить пчеловода.
С другой стороны стеклянного сооружения представлена Кабардино-Балкария — почему-то консервными банками. Я не встречала таких с советских времен — плотно закатанные огурцы (как понять, чем они лучше супермаркетовских?), непрозрачная банка с фасолью с тоскливой этикеткой. Возможно, все это вкусно, но как знать? Наконец набредаю на дегустацию — вокруг русского павильона девушки с льняными волосами и в сарафанах "под народные" протягивают подносы с крохотными оладушками, размером с пятак, с черной икрой. Рядом — пластмассовые наперстки с прозрачным напитком. Я радуюсь: видна русская широта — не чем-нибудь угощают, икрой!
"Дегустация три евро",— говорит девушка в сарафане. Ребенок, напробовавшийся сыров и колбасы, икры не хочет. "Выпейте водки",— сочувственно предлагает русская красавица, поняв, что заплатила я зря. Я оглядываюсь: толпа, жарко, все давно сняли не только пальто, но и свитера. Нет, спасибо. "Икра хорошая,— уговаривает она меня,— сибирская". "То есть как сибирская?" — удивляюсь я.— "А мы выращиваем!" Становится совсем неинтересно: выращенной икры полно и во Франции, осетров разводят на той же Луаре. Какой смысл было везти ее из Сибири? Да и икра так себе.
Но вот опять слышим русскую речь — оглядываемся и восхищенно замираем. Ямало-Ненецкий округ выстроил целый перформанс. Кукла-ненец ловит рыбу, рядом — чучело белого медведя. "Не лезь в юрту",— говорю я сыну, уже вставшему на четвереньки. "Это чум",— поправляет меня представительница стенда. Здесь еды полно — роскошные копченые рыбы, муксун в масле, оленина. И дегустация, правда, тоже платная. С чем бутерброды? С копченой рыбой, отвечает хозяйка стенда (или правильнее называть ее продавщицей?). Хочется поподробнее, чем одна рыба отличается от другой. Вспоминаю стенд с бофором, где девушка, прежде чем ответить на самый простой вопрос про разные виды только одного сыра, поудобнее устроилась на колесе того же бофора и повела рассказ с того момента, как молоко ферментируют кусочком телячьего желудка. "Это просто копченая. А это пикантная",— вырывает меня из размышлений ямало-ненецкая продавщица. "Пикантная это как?" — въедливо не отстаю я.— "Ну, это с пряностями". Рассказ окончен. Сюда тоже не подумали пригласить производителей. Я радуюсь, что хотя бы продавщиц не одели в национальные костюмы. Да и рыба вкусная.
Дома мы разбираем сумку — рядом с бананами несколько разных колбас, коробочка с недоеденным камамбером — мы им обедали прямо на стенде. Я уже собралась купить на соседнем стенде хлеба, но нормандцы замахали руками, выдали нам багет, кувшин с водой, яблоко для сына и стакан сидра для меня. А заодно провели урок — рассказали, чем сыр камамбер отличается от понлевек и от ливароля. Для детей на салоне множество отдельных удовольствий — кулинарные ателье, кухонные классы, дегустационные площадки и просто места отдыха, где можно порисовать. Но до развлечений не дошло — мы завершили наш поход в павильоне ремесел, где попытались сплести корзину для хлеба (говорят, очень выгодный бизнес, ему специально обучают в техникумах), мерили на лошадь сбрую, смотрели, как кузнец заканчивает подкову и дули в охотничий рожок. Страстные собачники, мы даже не пошли смотреть на собачью выставку, не было сил. "Мама, салон работает круглый год?" — спросил сын с надеждой. Нет, теперь только на следующий.