Пять вечеров Мариинский театр давал спектакли в честь 85-летия звезды Кировского балета 30-50-х годов Натальи Михайловны Дудинской. Партии в балетах "Пахита", "Дон Кихот", "Баядерка" и "Спящая красавица" исполняли ученицы знаменитой танцовщицы — Ульяна Лопаткина, Маргарита Куллик, Анастасия Волочкова и Ирина Желонкина. С ведущим педагогом Академии танца имени Вагановой НАТАЛЬЕЙ ДУДИНСКОЙ беседует ОЛЬГА Ъ-ХРУСТАЛЕВА.
— Ваша семья была связана с искусством?
— Да, моя мама танцевала. Мечтала с детских лет, но ее не отдали к нам в школу, потому что раньше это считалось не очень престижным. Она закончила консерваторию по классу скрипки, но мечта танцевать ее не оставляла. В шестнадцать лет она начала учиться у педагогов нашей школы частным образом и очень быстро, за пять лет, прошла весь курс. Потом Агриппина Яковлевна Ваганова мне рассказывала, что мама была очень способным человеком и хорошо танцевала, но двери Мариинского театра, поскольку она не закончила нашу школу, были для нее закрыты.
Мой отец был военный. Ему пришлось уйти из полка, потому что тогда считалось, что его положение несовместимо с танцующей женой.
— Вы учились в Петербурге в классе Вагановой...
— Мы, как только приехали в Петербург, пришли в школу, а начальница говорит: "Я слышала про эту девочку. Если она выдержит экзамен, мы ее возьмем". Мама не испугалась, потому что я была очень растанцованная, только спросила: "Когда?" — "Да через полчаса. Мы смотрим двух старших девочек и вашу посмотрим тоже". А мы с поезда, у нас ничего нет — ни туфель, ни трико. — "Вы не беспокойтесь, девочки все дадут". И мне дали туфли на размер больше. Трико вообще не нашли. Я была в таких детских чулочках в резиночку до половины колена и от колена резинка до талии на голой ножке. Платье было мне велико. Вот таким чучелом я предстала перед синклитом самых известных педагогов: Ваганова, Пономарев, Лопухов. Девочкам, которые показывались, было по семнадцать лет, а мне десять. Я делала все, что делали старшие. Я делала тур лян — медленный тур — проворачивала ногу, а туфель оставался сзади.
В общем, меня — десяти лет — приняли в пятый класс, где были пятнадцатилетние ученицы. Общеобразовательных предметов я вообще не знала, только свободно говорила по-французски. И чтобы не было большого разрыва, меня определили во второй класс по остальным предметам. Я болталась два года в шестом классе, чтобы догнать саму себя. Наконец при переходе в седьмой класс осуществилась моя мечта, я попала к Вагановой. Три года у нее занималась. Я была вся зрение и уши. И, вероятно, своим отношением привлекла сердце Агриппины Яковлевны. В последнем классе она меня подкармливала, поскольку в Петербурге мы жили, мягко говоря, скромно.
— Говорят, что Ваганова была суровая женщина...
— Нет, она была добрейшим человеком. Очень требовательная, да, строгая. Но с юмором. Помню, был такой случай. Мы учили шене — как делать эту цепочку из дальнего угла по диагонали вперед. Мы должны были вертясь пройти диагональ. Одна девочка проходила диагональ до середины и шла ровно в другую сторону, а там была дверь в коридор. Ваганова ее остановила, объяснила ошибку и говорит: "Ну, давай еще раз". Начинаем снова. Мы идем в один угол, она доходит до середины и идет в противоположный. На третий раз Ваганова встала, начала помогать ей вращаться в неправильном направлении, открыла дверь, отправила ее в коридор, закрыла дверь и села на свое место. Мы едва удерживались от смеха, но девочка, конечно, была расстроена.
— У вас были два знаменитых партнера. Вахтанг Чабукиани и Константин Сергеев...
— Да, они были очень разные. Когда я первый сезон была в театре, Чабукиани предложил мне танцевать с ним. Я была очень польщена и танцевала с ним до войны. А Сергеев в это время танцевал с Улановой. Когда началась война, Галина Сергеевна уехала в Москву к своему супругу Завадскому, а Вахтанг Михайлович — в Тбилиси. Мы с Константином Михайловичем оказались в эвакуации в Перми. Там нас судьба соединила на сцене — мы танцевали весь репертуар. И только после войны в 1946 году мы соединились и жили вместе сорок шесть лет.
— Чабукиани был танцовщиком героического плана, а Сергеев — лирического. Для вас что-то изменилось, когда вы начали танцевать с другим партнером?
— Когда мы соединились, у меня открылись новые качества. Я танцевала Золушку, Снегурочку, Жизель. Но и Сергеев говорил, что стал смелее в бравурных ролях, то есть что-то от меня получил.
— Существует киносъемка знаменитого акта теней в "Баядерке", где вы, танцуя с Чабукиани, делаете пять туров на пальцах — вещь, немыслимую по тем временам. Но ваша виртуозная техника сочеталась с актерским дарованием. Вам не кажется, что сейчас существует крен в сторону чистой техники, а драматическое начало как будто теряется?
— У меня роли были такие, которые требовали актерского проживания. Вероятно, у меня были и задатки. Константин Михайлович поставил для меня "Тропою грома" с драматической ролью. Сейчас мало об этом думают. Техника, конечно, должна быть, но только как средство выражения своих внутренних чувств и переживаний. Даже вращение по кругу. В "Лебедином озере" после фуэте я делала большой круг, очень быстрый. И Сергеев говорил, что так было гораздо лучше, потому что это вращение словно завораживало принца. Техника без души — ничто. Вот чем замечательна Рита Куллик — моя ученица. Она танцует душой. Помимо техники, которая у нее блистательна. Она танцевала "Дон Кихот" на моем юбилее. Как только она выскочила, публика сошла с ума. Я всегда ей говорила: "Публику нужно брать сразу, приковать к себе. Потому что если сразу не возьмешь, дальше уже не получится". И когда она выскакивает — такое брио, что даже я хлопаю.
— Ульяна Лопаткина ведь тоже ваша ученица...
— Да, она другого плана. Ей, может быть, пока не хватает души, она немного холодновата. Танцует красиво, успешно, нравится, но сердце молчит пока. Я ей сказала: "Уля, надо тебе немножко души прибавить, немножко холодно".
— Вы сами решили заняться педагогической деятельностью?
— Знаете, уйти со сцены трудно. А у меня переход получился очень естественным и почти безболезненным. В 1951 году Ваганова заболела и ей не разрешили давать уроки. Сергеев, будучи художественным руководителем балета в Мариинском театре, поехал к Агриппине Яковлевне спросить, кому она поручит свой урок на время болезни. Она передала класс мне. Для меня это была большая честь и большое волнение при моем отношении к ней. Еще танцуя, я вела класс. У меня занимались все балерины: и Вечеслова, и Шелест, и Иордан, и Балабина. Все, кто танцевал первые партии.
— Вам предлагали переехать в Москву. Почему вы не приняли приглашение, как Уланова?
— Меня звали Виктор Александрович Семенов, который в Москве был руководителем балета в Большом, и первый танцовщик Алексей Ермолаев. Он мне звонит: "Виктор Александрович просит тебя приехать". Это был 1935 год, я была еще совсем молодая. Я пришла к Вагановой, и она разрешила мне поехать на один день. И вот мне предлагают переехать в Москву на первое положение, танцевать все балеты и иметь партнером Ермолаева. Я говорю: "Я должна подумать, посоветоваться с мамой". Всю ночь в поезде я не спала и думала: уехать от Агриппины Яковлевны, я же только начинаю, мне так важно с ней работать. Я вернулась, рассказала о предложении Вагановой. Она слушает такая мрачная. Я говорю: "Агриппина Яковлевна, я не поеду! Я не могу уехать от вас". Она сразу расцвела. А я осталась и танцевала с 1931 по 1963 год.