Под Тверской нашлась античность
Проект Империал-салона, созданный мастерской известного московского архитектора Михаила Филиппова, еще до строительства был высоко оценен архитектурной общественностью (2-я премия на фестивале "Зодчество-97"). Сегодня проект реализован. Это самый яркий неоклассический интерьер современной Москвы.
Каждый знает грот, построенный Осипом Бове в Александровском саду у Кремлевской стены. Наверное, мало кто приглядывался к форме его колонн. Они чудовищно толстые и очень короткие. А у стен грота валяются остатки классики — капители, волюты, карнизы. Начало XIX века — время повального увлечения раскопками в Помпеях, когда под слоем земли вдруг обнаружилась подлинная античность. Бове в гроте обыграл именно эту тему. Его колонны как будто засыпаны на две трети землей, а обломки архитектуры — те антики, которые нашлись в раскопках. Он словно говорит нам: "Вот средневековый Кремль, а если 'копнуть' под ним, там откроются немыслимо прекрасные античные форумы Третьего Рима".
Если вы сегодня пойдете по Тверской от "Маяковской" к центру, то в одной из витрин в подвале вдруг обнаружатся римские катакомбные росписи. Это работы Марии Карнауховой, выполненные под руководством ее отца, Александра Карнаухова, который, получив госпремию за росписи церкви Спаса Преображения в Тушино, последние годы работает в Ватикане. Там, в соответствии со спецификой заказа, он делает мозаики в стиле "до разделения церквей". Эта раннехристианская манера привлекла Михаила Филиппова, который уговорил Карнаухова на время отвлечься от выполнения заказа святейшего понтифика, чтобы руководить работами над "катакомбами" в Москве.
Вас словно завлекают туда, в подвал, этим соблазном увидеть античность. И в Риме мимо этого трудно пройти, а в Москве эти "раскопки" под Тверской впечатляют в десять раз больше. Вы заходите, спускаетесь туда и обнаруживаете архитектуру даже не классической Греции, а греческой архаики, храмы Пестума и острова Эгина. Колонны Филиппова, словно обветренные и изъеденные эрозией, с щербинами и обитостями, кажутся действительно выкопанными из земли, только что найденными. Потолок перекрыт деревянными стропилами и такими, будто это дерево грубо обтесано топором лет сто назад и с тех пор мокло под дождем.
Но помимо этой темы "подлинной" материальности античных творений, есть и другая. Храмы Пестума, архитектуру греческой архаики европейским архитекторам открыл итальянский график, виртуоз XVIII века Пиранези, и его воздействие ясно видно в работе Филиппова. У Пиранези античность — это всегда руины, всегда раскопки, всегда таинственное святилище под землей, превращенное в тюрьму, каземат, подвал. Эти подвалы тянутся у него бесконечно — ни одна перспектива не заканчивается преградой, все точки зрения всегда разомкнуты в безграничную даль. У Филиппова все стены закрыты или живописью, или зеркалами, так что помещение также теряет ясные границы. Проекты Пиранези виртуальны, их невозможно реализовать, и хотя Филиппову это удается, в этом подвале время от времени возникает ощущение, что находишься в пространстве, которого быть не может.
При всей сложности замысла есть нечто, почти не поддающееся объяснению словами. Виртуальное искусство, как правило, некрасиво, концептуальность всегда наносит ущерб пластике. Но этот интерьер просто радует и привлекает глаз, как радуют и завлекают барочные "обманки", где реальные колоннады незаметно переходят в нарисованные, а стены исчезают в бесконечных зеркалах.
Благодаря этому крошечный архитектурный фрагмент начинает создавать иную версию города. Разглядывая бесконечные иллюзорные перспективы и отражения в зеркалах, вдруг понимаешь, что это не подвал, но "идеальный" слой города, что эти колоннады продолжаются вдоль Тверской, туда, к Кремлю, к гроту Бове, где опять вылезают на поверхность. Это — мечта об античности, похороненная под Москвой.
Историзм — программная политика нынешних московских властей. Но оборачивается она балясинами на Манежной площади и "турецкой классикой" новых фасадов псевдоэклектики XIX века. Эту архитектуру создают государственные институты, Моспроекты, оставшиеся в наследство от советских времен. Частные бюро в Москве не могут пробиться дальше интерьера, что в новом виде воссоздает советскую схему противостояния официального и неофициального искусства. Парадоксальность ситуации в том, что они отличаются не программой: и там, и там — история. Но на поверхности города — халтурная имитация истории, а под землей — настоящие античные катакомбы.
В результате, критерием противостояния оказывается художественное качество, халтура становится синонимом официальности, качество — андерграунда. Это столь же парадоксально, сколь и нелепо — вполне государственная идея Третьего Рима превращается в эксперимент одиночки в подземелье. Но зато "фальшак" поверхности позволяет острее ощутить "подлинность" подвала.
ГРИГОРИЙ Ъ-РЕВЗИН