Выставочный цикл "Шедевры музеев мира в Эрмитаже" пополнился еще одним именитым гостем: на этот раз в Петербург привезли самую знаменитую картину Карло Кривелли "Благовещение" (1486). Так лондонская Национальная галерея отблагодарила Эрмитаж за предоставленную на главное выставочное шоу года, "Леонардо при Миланском дворе", "Мадонну Литта". На свидание с шедевром отправилась КИРА ДОЛИНИНА.
Сетовать на то, что в Лондоне увидели не сравнимое почти ни с какой другой выставкой по богатству и качеству собрание работ Леонардо, а нам с барского плеча дали взглянуть на великолепного, но одного и без какого-либо контекста Кривелли, бессмысленно. Отсетовались уже: в выставочной политике Эрмитажа ничего не меняется, и надо просто брать билеты в Москву (которая своим Караваджо "сделала" Эрмитаж в этом году по любому, даже гамбургскому счету), а лучше в те европейские столицы, где под словом "выставка" подразумевают связное интеллектуальное высказывание, а не вялый показ собранного по сусекам и неотрефлексированного добра.
Кривелли же сам по себе в таком нашем разочаровании не виноват: его картина тянет на роскошное пиршество для глаз. Рассматривать ее можно бесконечно, считывая и вчитывая разнообразнейшие сюжеты, сюжетики, аллюзии, загадки и подсказки, населяющие большой алтарный образ из церкви Сантиссима-Аннунциата в маленьком и очень провинциальном городке Асколи-Пичено в области Марке. Венецианец по рождению и выходец из падуанской художественной традиции, Карло Кривелли оказался в Асколи случайно: связался с замужней женщиной, был осужден, посидел в тюрьме и вынужден был покинуть Венецию, именем которой, впрочем, будет подписывать свои работы всю оставшуюся жизнь. Ни в Далмации, где он прожил 11 лет, ни в Марке, в которой осел, ему не придется больше увидеть ничего подобного тому, что он покинул в расцветших уже пышным ренессансным цветом Падуе и Венеции. Ни тебе Донателло, ни Джотто, ни Симоне Мартини, ни Джованни Беллини, воспитавших его. В какой-то мере он оказался для Асколи посланцем иной культуры, не столько навязавшим ее своим новым соотечественникам, сколько сумевшим примирить в себе новое из своего прошлого со старым в своем настоящем.
Несмотря на то, что собственно о Карло Кривелли известно совсем немного (родился в Венеции между 1430 и 1435 годами, умер в Асколи где-то к 1495-му), про историю его "Благовещения" как раз все более или менее понятно. В 1482 году Асколи после десяти лет жесткого правления Франческо Сфорцы вернулся под власть Рима. Папа Сикст IV прислал в город буллу, даровавшую ему некоторые права самоуправления и привилегии. Послание понтифика — Libertas ecclesiastica — прибыло в Асколи 25 марта, выпавшее в тот год на праздник Благовещения.
Работа Кривелли обо всем об этом. Собственно, сцена принятия Марией благой вести (луч, голубь, архангел Гавриил, покои Марии), городской праздник (святой Эмидий, покровитель города, с моделью Асколи-Пичено в руках, почтовые голуби как вестники папского указа, булла в руках у горожанина в центральной части композиции) и, конечно, сам город — утопический и умозрительный.
А еще это картина о живописи как таковой: об античных образцах, на которых учился в Падуе Кривелли, о законах перспективы, которые тут переданы с большим шиком, об иллюзорности границы изображения, в котором на край кладется извечный в композициях Кривелли огурец, дабы нарушить конвенции в пространстве изображения и пространстве зрителя. И, конечно, о важнейшем в жизни Кривелли монологе, направленном в сторону Андреа Мантеньи — гениального сотоварища Кривелли по учебе в Падуе, композиции которого цитировались асколийским изгнанником в бесконечных вариациях. Здесь нет соперничества, но есть традиция, которая и оказалась для первого ренессансного живописца провинции Марке путеводной нитью. Кривелли, "странный, чопорный живописец", по определению Александра Бенуа, не создал школы, не вписан в генеральную линию, стоит в сторонке и числится обычно художником важным, но странным. И только когда смотришь на его "Благовещение", понимаешь, о чем писал на ветер слов не бросавший Бернард Беренсон: "Кривелли стоит в одном ряду с лучшими художниками всех времен и народов и не надоедает даже тогда, когда великие мастера становятся скучными".