8 ноября "Антреприза" Московского союза музыкантов под руководством пианиста Алексея Гориболя провела в стенах консерватории беспрецедентную для академической сцены акцию — праздничный концерт под названием "Молот и Серп". Все, кто любят Дунаевского и знают Гориболя, с радостью отметили двойной итог их союза: протокольный тип праздничного мероприятия разрушен, а заложник кино — Исаак Дунаевский — возвращен музыке целым и невредимым.
Приятно, что собравшимся в этот вечер было не стыдно ни за себя, ни за музыкантов, подготовивших программу. Несмотря на то что афиши не раз срывались свободолюбивыми ненавистниками "песен побеждающего социализма", несмотря на присутствие в программе сочинения с одиозным названием "Песня о Сталине", наконец, несмотря на, казалось бы, взрывоопасный состав публики: критики из радикально противоположных газет (вплоть до "Правды"), актеры и актрисы (даже Лидия Смирнова и Клара Лучко), пятилетние дети и прокоммунистические бабки.
На фоне отошедших в историю мастеров сталинского кино (давно распотрошенного критикой по всем показателям добра и зла) Дунаевскому, пожалуй, дольше других досталось пребывать на карантине. Либеральные интеллигенты не в силах опровергнуть мелодизм и стилевое чутье этого композитора, гулявшего на дистанции от еврейской песни до голливудского джаза с близорукой любознательностью Паганеля, предпочитали осторожно обходить его фигуру своими симпатиями. Предаваясь оттепельной моде на Утесова, Цфасмана и других современников-сподвижников Дунаевского, его самого подвергали неизменному интеллигентскому "эмбарго", считая движение навстречу сочинителю самых массовых и любимых народом песен равносильным компромиссу с советской властью.
Народ, напротив, всегда эти песни любил: во-первых, они легко успокаивали душу и сердце, во-вторых, рецепт этого "лирического лекарства" был выписан самой властью.
Первыми от интеллигенции в запретную зону Дунаевского вторглись художники соц-арта, внезапно усмотревшие в его музыке удобную лазейку для одновременного отыгрывания ушедшего времени и инфантильной "новой веселости". Многочисленные перформансы, акции, мультики и киношки, сделанные то под "Сердце...", которому "не хочется покоя", то под "Марш энтузиастов" — такой же неподражаемо коллективный, как и их собственное творчество, открепили "придворного" композитора от сталинской эпохи.
Первыми от народа — как положено, позже и, как положено, с активным бытовым чувством,— к тем же песням обратились певцы постперестроечной советской эстрады, распознав в квазипрофанической легкости Дунаевского кратчайший путь к новым способам коммерческого раскручивания.
Первыми от CD-бизнеса к Дунаевскому подошло российское отделение PolyGram, выпустившее в июне этого года диск оркестра ТВ-6 "Русская филармония" под руководством Александра Ведерникова с музыкой к фильмам "Дети капитана Гранта", "Светлый путь", "Цирк" и др. по восстановленным и стилизованным партитурам.
И наконец, первым посланником от академической сцены стал пианист Алексей Гориболь, раздобывший оригинальные прижизненные издания песен Дунаевского и восстановивший их на той же сцене вместе с молодыми певцами Дмитрием Степановичем (бас, театр им. Станиславского и Немировича-Данченко), Мариной Андреевой (театр "Геликон-опера"), Ольгой Кирьяновой (Московская консерватория), хором города Троицка и др.
Свой активный источниковедческий жест автор и режиссер концерта подкрепил нестандартным историческим подходом. "Гимн Труду" Ференца Листа, безошибочно выбранный в качестве преддверия к песням "социалистической стройки", стал бомбой, взорвавшей все представления о музыкально-исторической родине пролетарской песни. После его пафоса, отдающего натужными буднями чернорабочего (и откуда такое в венгерском композиторе, непревзойденном виртуозе XIX века, авторе призрачной "Лорелеи" и "Фонтанов виллы д`Эсте"?), рассуждать о политической ангажированности "Песни о Сталине" (музыка Дунаевского) было бы просто смешно.
Подобная историческая преамбула поставила все дальнейшее исключительно в контекст рассуждений о качественном (или некачественном) исполнении, разумеется, умертвив ущербные мысли об идеологической реабилитации автора самых сказочных в мире колыбельных, самых бесхитростных любовных признаний и самых праздничных коллективных восторгов.
Параллельно ходу концерта публике не оставалось ничего иного, как выстраивать галерею своих музыкально-сценических фаворитов — Дунаевский, Гориболь, Степанович, по-братски подпевать им "мы с тобой товарищ Сталин..." или "нам нет преград..." и извлекать уроки хорошего вкуса из грамотно градуированной дистанции между исполнителями сегодняшнего дня и их киношными прототипами.
Думаю, всем, наблюдавшим крах казенного Дунаевского, было радостно еще и потому, что музыка, наконец-то изъятая из-под гнета сталинского кино, выдержала все испытания на академический тест. Она свежа, как молодая листва, легка, как воздух и прекрасна, как жизнь.
ЕЛЕНА Ъ-ЧЕРЕМНЫХ